Игорь Зотиков - Зимние солдаты

– Вещи свои ты взять уже не успеешь. Через полчаса уходит поезд в тыл. Тебя под конвоем и с пакетом посадят на него. Считай, что тебе очень повезло, – заключил главный из тройки судей.

Уже в поезде я окончательно подвел итог своим мыслям: с партией и всем, что с ней связано, я покончу навсегда и не только не буду просить о восстановлении, но и вспоминать об этом не хочу. И кроме того, я понял, что в том устройстве жизни, которое партия создала, она не даст спокойно жить никому, кроме себе подобных. Значит, я должен сделать так, чтобы мои мама, младшие брат и сестра изменили бы место жительства так, чтобы их связь с отцом-священником была неизвестна. Вот и появился домик в Козлове, и Бабуся как хозяйка в нем. А тот старик с длинными волосами – он, возможно, был твоим родным дедом – моим отцом…

Я знал, что отец не примет моего предложения покинуть свою церковь и скорее умрет, чем изменит ей.

– Расскажи, папа, о нас, о Зотиковых, хоть немного. Ты один ведь корень остался, один из всех. Кто мы? Откуда?

– Клан, я бы сказал, Зотиковых уже долго занимался служением русской православной церкви на Воронежско-Тамбовской земле, лет, может, сто. Прадед твой, Дмитрий Зотиков, был священником. Приход имел в селе Блинцовка. И прапрадед служил. Что было перед этим – не знаю. Говорили, что род наш пришел на эту землю с севера. С берега Белого моря, где все Зотиковы.

Дед твой, мой отец, Василий Зотиков тоже был священнослужителем. Не знаю только, окончил ли он Духовную семинарию, по окончании которой человек получал право быть священником самостоятельного прихода, то есть сразу иметь свою церковь. По-моему, нет, потому что он несколько лет – меня еще не было, еще в Блинцовке было дело, – работал сельским школьным учителем. А потом его снова потянуло к церкви, но быть священником, попом, как тогда говорили, он не мог и поэтому стал работать при церкви дьяконом. Мы для этого переехали в село Изосимово.

Там, в Изосимове, я и в начальную школу пошел шестилетним мальчишкой – помню все, как сейчас. Красивое село, река Воронеж. Дом наш – дом дьякона, – стоял рядом с церковью, а напротив церкви был ров, в котором когда-то добывали глину. Потом там получился пруд, куда я всегда ходил ловить рыбу. Я очень любил рыбную ловлю. И ловил помногу, сначала в пруду, потом в реке…

Отец послал меня учиться в церковное училище, в Тамбов. А когда окончил училище, он отвез меня в Тамбовскую духовную семинарию. Туда охотно и бесплатно брали детей местных священников и дьяконов – тем более наша фамилия в этих местах была известна издавна. Из рода в род служители церкви. Да и в этом роду, последнем, у моего отца Василия было четыре старших брата в разных деревнях, все Зотиковы, и каждый – поп со своей церковью и приходом.

Тамбовская духовная семинария была учебным заведением довольно высокого уровня, конечно. Там и все общеобразовательные предметы проходились: математика, физика, химия. И, конечно, обязательным было изучение священного писания, различного направления богословских предметов и наук. А если семинарист хотел идти дальше, быть не просто рядовым священником, а стать протоиереем или выше, для этого была уже Духовная академия.

– А ты сам, папа, с удовольствием учился, хотел быть священником?

– Нет. Не хотел… Нет, у меня никогда желания не было… Я и не верил в это дело…

Отец замолчал. Чувствовалось, не хотелось ему говорить об этом, но потом улыбнулся:

– Давай лучше шутку расскажу из времен моей семинарии. Мою фамилию Зотиков переделали в Жопиков. А то и просто «Жопа» звали. «Ты куда пошел?» – «К Жопе пошел».

Я захохотал, папа тоже…

– Вообще, скажу, обучение было неважное. Но оно давало много в смысле воспитательном. И с разных сторон. Там ведь большой надзор был. Когда мы жили в духовных училищах, за нами смотрели меньше. Стенка на стенку дрались, хоть и были кругом надзиратели.

– Значит, условия в семинарии-то лучше были, чем в училище?

– Конечно, лучше. Даже одежда была другая. В училище мы все ходили просто в пальто. Черные такие пальто с пуговицами. А в семинарии была уже обязательная форма: блестящие пуговицы, и петлицы, и фуражка форменная с кокардой. Так что форма настоящая была. Как в гимназии, так и в семинарии одевали по форме все эти шесть лет.

Среди семинаристов кулачного боя уже не случалось. За ними следили воспитатели, надзиратели, учителя, а, кроме того, в семинарии из училищ брали далеко не всех. Учились там долго. Оканчивали семинарию обычно лет в двадцать с лишним – года в двадцать два, двадцать три. А начиналось обучение в семинарии лет с шестнадцати, семнадцати. Закона четкого не было. Кое-кто приходил в нее из училища и восемнадцати лет. Сидели в одном классе подолгу. Я сам один раз на второй год оставался. Некоторые по несколько лет оставались, иногда по три года в одном классе.