Режин Дефорж - Авеню Анри-Мартен, 101

В ночь с 20 на 21 сентября 1942 года прекрасная до сего времени погода сменилась дождем. В долине Жиронды начал задувать холодный для этого времени года ветер, разнося тучи вдоль всей Гаронны.

Жестокие бури, иногда даже с градом, все лето тревожили виноградарей. Урожай обещал быть посредственным.

Колокол собора Сент-Андре пробил три часа.

Разбуженные стуком в дверь, в камере форта «А» проснулись Проспер Гийу и его сын Жан. В полумраке они по очереди облегчились и уселись на свои соломенные подпитки, ожидая рассвета, когда им принесут по кружке подкрашенной воды, заменяющей кофе. Жан думал о своей жене Иветте, брошенной в казарму Буде. Он ничего не знал о ней с того июльского дня, когда гестаповцы и полицейские ворвались на его ферму Виолетта в Торе. Перед глазами вновь возникла сцена ареста родителей и этой пары коммунистов, Альбера и Элизабетты Дюпейрон, которые пришли за оружием, предназначавшимся бордоским партизанам.

Краснодеревщик Габриэль Флеро проснулся от собственного крика. Так с ним бывало каждую ночь после допросов, которые проводили два негодяя из бригады комиссара Пуансо. С похвальным прилежанием они перебили ему все пальцы правой руки. Он не заговорил. Все свое мужество Габриэль черпал в любви к Авроре, девушке, регулярно приносившей на набережную Салиньер, в мебельный магазин месье Каду, листовки, которые он расклеивал вместе с Бергуа. Габриэль не знал, что его подружка арестована. С большой осторожностью он пошевелил омертвевшими пальцами.

На соседней подстилке со стоном приподнялся Рене Антуан. Его преследовал образ двухлетнего сынишки Мишеля, протягивающего к нему ручонки с криком: «Папа!» Сейчас малыш находился в казарме Буде вместе с Элен, своей матерью. Несомненно, их предали: слишком уж легко немцы нашли склад оружия, спрятанный в Бегле, в глубине его сада.

Так думал и Рене Кастера. Его отец, мать, брат были арестованы 8 июля, сам он — 14. Два года они укрывали евреев и подпольщиков и помогали семьям арестованных. Как и Рене Антуан, он ничего не знал о судьбе своих близких.

В другой камере первого этажа Альбер Дюпейрон старался приободрить своего совсем еще юного соседа — двадцатилетнего Камиля Пердрио. Это помогало ему отвлечься от мыслей о своей юной жене Элизабетте, арестованной вместе с ним.

У Александра Пато сжимались кулаки при мысли об унижениях, которым подверглась его жена Ивонна на глазах четырехлетнего Стефана. Супруги, участники Сопротивления, были схвачены в своем доме в Сент-Андре-де-Коньяк, доставлены в Коньяк, а затем в форт «А».

Раймон Бьерж терзался вопросом, какой негодяй предал его и Фелисьен, прятавших у себя оборудование типографии. Лишь бы бабушка позаботилась о малыше!

Жан Виньо из Лангона удивлялся тому, что вспоминает девушку, в которую были влюблены его лучшие друзья Рауль и Жан Лефевры, очаровательную Леа Дельмас. В последний раз, когда он видел ее, она ехала на велосипеде по дороге, ведущей к имению Монтийяк.

В камерах постепенно загорался свет. Медленно поднимаясь со своих мест, узники щурили глаза.

Они знали, со вчерашнего дня…

Всю ночь дул порывистый ветер, пробивавшийся сквозь щели полов и порогов барака в лагере Мериньяк. Он приносил с собой немного воздуха людям, лежащим на неудобных металлических нарах, едва прикрытых грязными соломенными подстилками. Было пять часов утра. Узники не спали.

Люсьен Валина из Коньяка думал о своих детях, особенно о младшем — Серже. Малышу едва исполнилось семь лет, и Марго, жена, слишком его баловала. С какой грубостью немцы забросили их в грузовик! Господи! Где теперь его семья?

Габриэль Кастера думал о своем отце, Альбере. Они простились лишь несколько часов назад, когда старика забрали в тот барак, что стоит немного в стороне от других. Воспоминание о слезах на щеках отца были невыносимы. Какое счастье, что рядом со стариком остался Рене, старший брат.

У Жана Лапейярда сжималось сердце, когда он смотрел на Рене де Оливерия и на этого незнакомого ему юношу, который играл на губной гармошке, чтобы скрыть свой страх. Как они молоды! «Где же ты, Берта?»

«Не надо воспитывать малыша в духе ненависти», — написал жене Франк Сансон.

В лагере царила непривычная суматоха. В проеме внезапно распахнувшейся двери Раймон Рабо увидел грузовики вермахта, окруженные десятками, одетых в серо-зеленое, солдат. Его обдало холодным и влажным воздухом. Было еще очень темно. Штормовые лампы в руках охранников освещали большие лужи. Немцы установили перед дверью пулемет. Губная гармошка смолкла.