Режин Дефорж - Черное танго

— Франсуа здесь? — воскликнула она так громко, что тут же смутилась.

— Да, мадемуазель, он входит во французскую делегацию.

— Где он теперь?

— Он скоро должен подойти. Сделайте нам одолжение — присоединяйтесь к нам. Подождем его вместе.

Леа повернулась к Виктории Окампо, и та жестом показала, что ей следует принять приглашение. Женщины пожали друг другу руки, и Леа со счастливой улыбкой последовала за лейтенантом, который познакомил ее со своими спутниками. Молодые люди уселись за столик, и между ними завязался разговор.

Прерывая друг друга, они говорили обо всем — о премии, присужденной Ромену Гари за книгу «Европейское воспитание»; о Гонкуровской премии, которой удостоился Жан-Луи Бори за роман «Моя деревня под немцами»; о премии Ренодо, отметившей «Хутор Теотим» Анри Боско; о последнем фильме с участием Даниэль Даррье; о сорока граммах табачных изделий в месяц, на которые теперь могли рассчитывать женщины; об убийстве какого-то парижского издателя; о возобновлении светской жизни; об открывающихся повсюду кабаре с джазом, — словом, о самых разных вещах, кроме процесса. И Леа была им за это благодарна.

— Мы приглашены сегодня вечером к нашим английским друзьям по поводу дня рождения одного из них. Было бы замечательно, если бы вы пошли вместе с нами.

Леа с радостью приняла приглашение. Со времени приезда в Нюрнберг она жила в далеко не праздничной обстановке. Каждый вечер члены делегаций союзников шли через руины к себе в гостиницу или на частную квартиру в состоянии крайней подавленности от всего услышанного за день. В городе царила атмосфера ненависти и озлобления. Улицы патрулировались американскими военными полицейскими в белых касках, которые старались держаться нейтрально, но действовали решительно и грубо, если им не повиновались.

— А вот и майор Тавернье!

Леа вскочила, как ужаленная. Повторилось уже испытанное однажды волшебство: ее захлестнула волна счастья и непреодолимого желания прижаться к его груди и ни о чем больше не думать. Широко шагая, он приближался к ней со счастливой и победоносной улыбкой на лице.

Не обращая внимания на своих вскочивших с мест товарищей, он крепко обнял и прижал к себе Леа.

— Наконец-то, красавица, ты мне попалась! Мне тебя очень недоставало. Я и не думал, что ты можешь быть так мне нужна… Дай-ка взглянуть на тебя… Даже в этой уродливой форме ты очаровательна!

Леа молчала, не желая нарушать блаженное состояние нежности, в которое погрузилась сразу же после появления Франсуа. «Не надо двигаться, пусть его тепло смешается с моим, пусть как можно дольше мы будем стоять, прижавшись друг к другу», — думала она. Он осторожно погладил рукой ее волосы, как гладят котенка или щенка. Такая ласка обезоруживала ее совершенно, и он это знал. Что же она не успела сказать ему в прошлый раз в минуту любовных откровений?.. Но тут негромкое покашливание вернуло их обоих к действительности.

— Господин майор…

— Да-да, Бернье, садитесь.

— Мы пригласили мадемуазель Дельмас в гости к англичанам.

— Прекрасно. Ты где остановилась?

— В мрачном и холодном здании, реквизированном для нужд Красного Креста. Мы там живем, как в пансионе благородных девиц. После девяти вечера нам запрещено выходить.

— Это мы уладим. Кто твой непосредственный начальник?

— Лорин Кеннеди.

— Лорин! Мы с ней давние друзья. Не знал, что она здесь. Буду рад с ней снова увидеться. Она очаровательная женщина, но с некоторыми заскоками. Ты ладишь с ней?

— Вполне. Правда, она раздражает меня постоянным восхвалением американцев. Для нее Соединенные Штаты — прямо-таки пуп земли; Европа — край дикарей, а Франция — вторая после Германии страна дегенератов. Меня это злит.

— И неудивительно! Ведь ты — шовинистка, — заявил, рассмеявшись, Тавернье.

До чего же приятно слышать человеческий смех! Леа подумала, что в Нюрнберге она еще ни разу не слышала, как кто-то смеется. Наверное, не она одна так подумала, так как окружающие смотрели на них одновременно осуждающе и удивленно.

— Похоже, наше поведение здесь не очень-то одобряют, — шепнула она ему на ухо.

— Увы! Ты права, дорогая. Порицать их за это нельзя. Однако жизнь продолжается, и нужно заново учиться жить, смеяться, веселиться и любить, — сказал он, взяв ее за руку.

Именно это и было нужно Леа — уйти подальше от мест, от которых веет смертью, укрыться под благодатными небесами среди людей, не знавших войны. Но это только мечта. Кто, в какой стране не знал войны? Никто, нигде.