Виктор Ахинько - Нестор Махно

— Нет, я видел, как Батько его лупасил. По морде, по ребрам! — сказал Билаш.

— А люди-то тю-тю! — не мог успокоиться Петр.

Показалась Волноваха. В редкой посадке акации, на молодой траве, ютились какие-то бездомные с узлами, детьми. Много их было и у насыпи железной дороги, на перроне.

— Беженцы со всего свету, — вздохнул Иван Долженко. — У наших кухонь кормятся.

Он повернулся, ткнул пальцем в грудь Могилы.

— Колонисты их тоже снабжают. Ты пописываешь в газетку. Черкни.

Приехали в штаб бригады. От крыльца бежал часовой.

— Вас Махно на проводе ждет!

Виктор Федорович записал сводку, из которой узнал, что против Григорьева большевики бросили крупные силы, снятые с фронта, и уже освобождены Екатеринослав и Кременчуг.

— Успеновские погромщики расстреляны, — продолжал комдив. — Но это не все. Когда мы возвращались из Бердянска, на станции Верхний Токмак лозунг: «Бей жидов, спасай революцию! Да здравствует Батько Махно!» Спрашиваю: «Кто вывесил?» Оказалось, комендант. Сволочь такая, парень был хороший. Давно его знаю. Да и ты помнишь. А пришлось коцнуть.

«Да-а, — подумал Билаш, — жизнь-копейка».

Беленький с черными ушками поросенок, повизгивая, удирал со всех ног. За ним гнался шебутной и необидчивый Василий Данилов. С кавалерийской наукой он не поладил: никак не мог отличить подпругу от тренчика и прибился к своим артиллеристам. То снаряды им доставал, то панорамы. Где украдет, где выпросит. Однажды даже у кадетов «одолжил».

Ехал себе и заблудился. Какая-то мечта взяла. Вроде бы все вокруг нездешнее. И конь — не конь, а жар-птица. Вот что-то такое смутное, приятное наплывало. Глянул Вася… Мать твою! Куда попал? Белые спрашивают: «Из обоза, крыса?» — «Оттель. На позицию снаряды требуют». — «Ну бери». Он и привез гостинец прямо в руки командиру дивизиона, тоже Василию, Шаровскому. Тот, паршивец, и не удивился.

Поросенок устал. Вася протянул мешок, чтоб схватить его, перецепился и растянулся в дворовой пыли. Все, кто наблюдал эту сцену: раненые из госпиталя, Маруся Никифорова, хлопцы из новоприбывшего отряда Шубы и Чередняка — хохотали. А Данилов, как ни в чем не бывало, устремился опять за детенышем хрюшки.

— Саблей его, кузнец! Из гаубицы пальни, Вася! — шумели зеваки.

Маруся не выдержала, кинулась помогать, но поросенок шустро протиснулся в щель и скрылся за забором.

— На что он тебе? — спросила Никифорова. Голос у нее грубоватый, контральтовый и губы не цветочек, хотя и подкрашены.

— А батьке Правде на свадьбу, — бойко отвечал Василий. Их обступали. — Не слыхала разве? Он женится. Притом срочно!

Многие ждали, что еще отчебучит кузнец.

— На ком женится? Поди, бабку приворожил?

Маруся подбоченилась, подчеркивая свою гибкую, кошачью стать и налитые груди. Тут краем темного глаза она заметила, что мимо семенит Галина Кузьменко: вся подобранная, строгая, в белой кофточке с украинским орнаментом и плисовой юбке. Учительша, видите ли, жена Батьки. Недоступная, в пенсне — куда там! Маруся даже не повернула головы и не поздоровалась.

— Э-э, нет. Какая бабка? Он же втюрился в Мотрю — дочь Воздвиженского кулака Хохотвы, — увлеченно плел дальше Василий. — Ух и девка! Кровь со сметаной и с малиной вдобавок. Взял батько Правда сватов, Омэльку да Чалого, и подались. Невеста, и козе понятно, спряталась. Сидит в кладовке ни жива ни мертва. Шутка ли, безногий жених! Но хлопцы у батьки быстрокрылые, почти жар-птицы, нашли Мотрю, одели в белое…

— Сами? — не поверила Маруся.

— А кто же? Кинули ее на тачанку и бегом в хутор. Гулять так гулять! Кучер у Правды, вы же видели, сокол. Глоба фамилия. Глазом мало-мало косит и ухо разрублено. Неважно. Понравилась ему Мотря. Он ей и шепчет: «Я батьку накачаю. А ты лезь под стол и тикай!» Ну, врезали крепенько. Правда, всем известно, не любит самогона. Заснул. Просыпается… А горлиночка тю-тю. Испарилась. С испугу залезла в соломотряс молотилки.

— Ты что, рядом был? — подзадорила Никифорова. Зеваки улыбались.

— Всё обшарили хлопцы — словно в воду канула, — продолжал Василий. — Погоревали и подались похмеляться. Для них же я и ловил порося!

— Куда они подались? — еще спросила Маруся.

— В Святодуховку вроде.

— Брось трепаться! — раздался окрик. Увлекшись, они не заметили, как подошел Петр Лютый. — Там, под Святодуховкой, сейчас Шкуро дорубает наш сводный полк, а вы ха-ха-ха.

Теперь только Никифорова увидала, что всю площадь запрудили тачанки с пулеметами. С другого конца наезжала охранная сотня.