Виктор Ахинько - Нестор Махно

Виктор не мог продолжать, плеснул самогона в кружку. Тут в комнату прибежала девчушка с бантиком, забралась деду Федору на колено и с интересом рассматривала гостей. Билаш выпил, сказал:

— Хай она погуляет, — хозяин отпустил кроху, и та пошла, недовольно оглядываясь. — А не стреляли потому, что на руках у деда был вот такой же внук, а у бати — мой брат младшенький.

— Та ну! — отшатнулся Зуйченко.

— Офицеры выхватили кольты и… всех… до единого… моих.

— Господи, та шо ж воны? — хозяин закурил.

Виктор с усилием, вытаращив черные глаза, досказал:

— Барахло потащили из хаты, солому из клуни… Подчистую все спалили. Дотла.

— Во-о Европа! — воскликнул Назар. — Теперь удивляются, что мы не признаем власти, ни Центральну Раду, ни Директорию, никого… Так, Виктор, нечего ждать у моря погоды. Батько им всем показывает, где раки зимуют.

— Поехали! — согласился Билаш. Он загорелся и тащиться на подводе не смог. — Доберусь до Гуляй-Поля поездом. Подбросьте к любой глухой станции.

— Учти, до самой Розовки каратели шастают, — предупредил Зуйченко. — Есть лукавый документ?

— Имеется.

— Ну, гляди в оба.

На том и расстались.

Война войной, а в поезде народу хватало. От духоты Виктор протиснулся в тамбур.

— Скоро Волноваха, — сказал сосед. — Держись. Возьмут за грудки!

Остановились в поле, у семафора. Билаш услышал залп, выглянул: на откосе лежали пять трупов в одном белье. «За что их? Почему не убрали?»

— Приготовить документы! — донесся приказ, и было уже не до чужих судеб. Самому бы не улечься на откосе. Они въехали в прифронтовую полосу.

— Кто проверяет? — спросил Виктор соседа.

— А х… его, знает. Сутки назад офицеры шмонали.

Еще в Екатеринославе анархисты смастерили Билашу три бумаги: для предъявления красным, для петлюровцев и для белых. На любой спрос. Важно лишь не ошибиться, показать то, что надо. Офицер повертел «документ» Виктора, уточнил:

— Почему не на фронте, прапорщик?

— Четыре года в окопной соломе вшей кормил. Маму, детей могу повидать?

— Ваше право, — согласился офицер и отдал честь. — Но и жену не забудьте, — он подмигнул. — Возвращайтесь поскорее. Тут горячо!

Следующей была Розовка. Вокруг поезда стояли, ходили вартовые, старые казаки с красными лампасами, немцы-колонисты в аккуратных полушубках, австрийцы.

— Что за часть? — набравшись наглости, поинтересовался Билаш у патруля.

Тот окинул его подозрительным взглядом, ответил:

— Смешанный отряд генерала Май-Маевского. Ждем подкрепление — чеченскую дивизию.

Наконец поехали. В полях было пустынно, бело, печально, и даже не верилось, что рядом кто-то воюет. Теперь поезд остановили уже махновцы. Опять щупали вещи, смотрели документы.

— Сюда, хлопцы! — позвал дюжий повстанец в серой папахе. — Тут колонисты из Розовки! Я их, тварей, сразу узнал.

Белолицые, носатые пассажиры в шубах упирались.

— Вы ошиблись! Ошиблись! — протестовал один из них, постарше, в очках.

— Я ошибся? — возмутился повстанец, подзывая товарищей с карабинами. — Дывиться, цэ ж Браун! Дэ твойи сыны? В карательном отряде? Забыл, как я служил у тебя?

А потом в красную гвардию записался. Забыл? Что вы сделали с нашей хатой? Спалили, гады!

Грубыми дрожащими пальцами земледельца немец снял очки. Слезы бежали по его багровым щекам.

— Скидай одежу! — командовал тот, в серой папахе. — Ану живее, живее! Видишь, люди голые. На выход марш! В штаб Духонина их!

Колонисты продолжали упираться. Их штыками погнали из вагона. Поезд тронулся, но Билаш и другие пассажиры выглядывали из окон, из открытого тамбура. Было жалко беззащитных людей, двое из которых ни в чем не виноваты, и любопытно, что же с ними сделают. Тот, в серой папахе, размахнулся и ткнул штыком в зад старшего из арестованных. Очки полетели в снег. Немец упал, его кололи, как и тех двоих…

Опять остановились. Надолго. Пути были забиты составами, пахло паровозной гарью. Виктор спрыгнул на насыпь и увидел собаку. Она что-то еле тащила через рельсы. Господи, да ногу же. В сапоге! Билаш судорожно глотнул и глянул вниз. Там, в глиняном карьере, навалом лежали припорошенные снегом трупы, не сочтешь даже сколько. А вокруг них поскуливали собаки. Одна, большая, вроде сторожила добычу и не пускала остальных. Билаш поёжился, схватил камень и бросил. Они не разбежались, а завыли по-волчьи. «Одичали! — смятенно думалось. — Псы и люди… Было ли такое когда?» Он не знал историю Украины. Он вообще почти не читал никакой истории, но ответил себе: «Было, конечно. Да спало до поры».