Виктор Ахинько - Нестор Махно

— Гаврюша, бери полуэскадрон, — приказал Махно начальнику личной охраны Трояну. — Поступаешь в распоряжение Каретника. Пошли!

Втроем они направились в коридор гостиницы. Там Батько тихо велел Семену:

— Всех, кто будет у Полонского, жену и его самого арестовать. Коньяк, вино взять на анализ. Дом незаметно окружить, слышь, Гаврюха, чтоб муха не пролетела. До утра кто заявится — тоже забрать в контрразведку. Ясно?

К ним подошел Василевский.

— Я могу помочь?

Махно мрачно взглянул на него, не любил, когда лезли не в свое дело. Но тут был особый случай, и адъютант открыто показывал преданность.

— Иди с ними, — разрешил Батько, резко махнув рукой. Каретник понял этот жест по-своему.

На днях в контрразведку поступил донос на преподавателей гимназии, где директором была старуха Степанова. Перечисленных в анонимке арестовали, начали допрашивать. Присутствовал и Нестор Иванович, слушал, покусывая губы. Жена просила его (Галина жила с ним в гостинице «Астория» и заведовала школьным сектором реввоенсовета), чтобы напрасно учителей не преследовали. Но Степанова, клятая старуха, явно из любви к своим питомцам, которые теперь, волчата, служили Деникину, принялась костерить анархистов на чем свет стоит, в том числе и Махно. Не вмешиваясь, он терпел, терпел, а потом ушел, напоследок вот так же резко махнув рукой. Степанову с коллегами порешили…

А у Полонских жарились куры и на столе уже стояли запотевшие бутылки коньяка, мадеры. В дверь постучали. Михаил открыл, впустил гостей и выглянул в коридор.

— Где же Батько?

Каретник с Василевским, не раздеваясь, направились в комнату. За порогом топтались Троян и Марченко.

— Скоро будет, — отвечал Семен, вынимая наган. — Всем стоять. Иначе — пуля!

— Ой, да что вы, мальчики? — изумилась голубоглазая жена Полонского, актриса зимнего театра. Она еще не опомнилась от родов и страдальчески смотрела на гостей.

— Может, перепутали адрес, а?

Говоря так, она увидела, что любимому связывают руки. В квартире были еще председатель трибунала Екатеринославского полка Вайнер и командир батареи, анархист Белочуб. Их разоружили.

— Что происходит, мальчики? Не с ума ли вы сошли? — со слезами вопрошала актриса, далекая и от войны, и от политики.

— Следуй с мужиками, — велел ей Каретник.

— А как же кроха?

— Пока останется тут.

— С кем же? Кто молочко даст? Нет, я ее возьму!

— Не мучь ляльку. Скоро возвратишься, — успокоил ее Троян.

Пока выходили на улицу, в темень, середняк из-под Мариуполя Белочуб смекнул, что крепко запахло жареным, коль и бабу загребли. Пришьют и отчество не спросят. Контрразведка явно что-то разнюхала. Как и многие теперь, он не прочь был подружить с большевиками. А что терять? Не кулак, не буржуй. Привалит Красная Армия, и конец вольнице. Скажут, этого не трогать, он помогал разлагать махновщину изнутри. Вот и на вечеринку его же не зря пригласили, хотя тайны пока и не доверяли. Неужели конец?

— Слухай, Семен, — сказал Белочуб просительно, — ты же меня знаешь, как облупленного. Я же старый анархист. Попал к ним случайно, выпить чарку. Отпусти, а?

— Там расскажешь, — неопределенно процедил сквозь зубы Каретник. Арестованных посадили на дрожки, повезли. У Днепра зачем-то остановились.

— Выходи! — приказал Семен.

— Не смеете без суда и следствия! — возмутился Полонский. Его стащили с дрожек, другие сами попрыгали на землю. Их повели к обрыву.

— Пантелей! — позвал Каретник Белочуба. — Бегом сюда! — и как только тот отделился, прогремели выстрелы. Трупы раздели, сбросили в воду. Пантелей молча помогал.

— Молись, дурак, — сказал ему Семен по пути к дрожкам. Белочуб перекрестился.

— Да не на меня, чучело гороховое. На портрет Кропоткина!

Квартиру Полонских перевернули вверх дном, но ничего подозрительного не нашли. Зато взяли явившихся туда ночью Семенченко, Азархова, Иванова и Азотова. К утру около дома были арестованы еще девять каких-то типов, оказавшихся большевиками.

Каретник коротко доложил обо всем Махно. Тот тоже не спал, сидел за столом в своем номере гостиницы. Сказал лишь одно слово:

— Иди.

Когда Семен был уже в дверях, он спросил:

— Коньяк отдали на анализ?

— Зачем? Его же не разливали. А какой дурак себя травить станет? — и Каретник прибавил неожиданно поспешно: — Я выполнил приказ. Остальное — парафия Льва Голика.

— Стрелять я тебе не… — Батько помолчал, вздохнул. — Дитя куда дели?

— Пока дома. Отдадут в приют.