Виктор Ахинько - Нестор Махно

Лютый подъехал к ограде. Увидев его, Галина открыла ворота.

— А дэ Батько, Пэтя? — спросила с тревогой.

— Здравствуй, мать. Вон летит твой сокол!

Вскоре вся сотня уже располагалась у белой хаты с красной черепицей. Нестор обнял, поцеловал жену и только тогда приметил двух стариков, что стояли рядом и с любопытством разглядывали его.

— Ой… познайомся, — Галина покраснела, поправила прическу. — Мойи тато та мама… А цэ… Нэстор.

Родители подступили чуть ближе. В глазах их не было радости, скорее плохо скрываемое смущение. Андрей Иванович, высокий, суховатый, волоокий, пожал руку гостя, сказал:

— Прошу до хаты.

Махно не обратил внимания, что его никак не называли: ни зятем, ни сыном, ни по имени. Они вчетвером вошли в сени, потом в светлицу. Всё здесь было по-крестьянски простое и знакомое Нестору. Даже запах, мирный, застойный. Небольшие оконца, дубовый стол посредине. Герань цветет. В углу икона, без лампадки. Стулья, правда, городские, тонкие, с гнутыми спинками.

— Принимайте, какой я есть, отец, — сказал Нестор с уважением. Это был первый человек, которому он так говорил. Своего отца не помнил.

— Быстро же ты женился, скакун! — грубо ляпнул Андрей Иванович. Ему не нравились россказни Галины о повстанцах, презирающих власть. Не для того он растил и учил любимую дочь, точную капельку свою, чтобы отдать какому-то анархисту да еще и коротышке. «Ишь ты, у него войско! Видали мы эти шайки», — раздраженно думал старый жандарм.

— Скакун, значит? — Махно ударил кулаком по столу. — Я не навязываюсь! Если не хотите…

Галина обняла его, шепнула на ухо:

— Пошли, милый, умоешься с дороги. Пошли! — и увела во двор, к колодцу. По пути говорила: — До Петлюры мы с Феней не добрались. По пояс раздевайся. Вода у нас ледяная. Давай. От и ладненько. Облейте Батьку, хлопцы! Ему жарко.

Махно кусал губы. Вся его маята, раны здесь гроша ломаного не стоят. Ты хоть лоб себе расшиби ради крестьян и всей Украины, а каждому кулику дороже его выводка и болота все равно ничего нет! Эту преувеличенную, как полагал Нестор, жалкую заботу о своей хате, детях, скотине он постоянно замечал в повстанцах, и его коробило, что для них идея, свобода — дело четвертое. Нет, он понимал, что люди в большинстве темны и корыстны, да сердце бунтовало, не хотело смириться, и лично его это раньше почти не касалось. А тут нагло ткнули носом в свое обывательское корыто, чуть ли не цыкнули: «Не сметь!» И кто? Человек, которого он впервые назвал отцом!

— Наклоняйся, наклоняйся, — просила Галина, легонько касаясь его шеи. — Лейте, хлопцы. Смелее!

Ему плеснули на спину из ведра. Нестор крякнул от холода. «Как говорит Петя? — вспомнилось вдруг. — Лучше десять раз дать, чем один раз просить. Выходит, все твои жертвы… блажь! Кто о них просит?»

— Хватит, хватит. Заморозите Батьку! — Галина принесла полотенце, шепнула: — Не кусай губы. Батькы просять, шоб мы повинчалысь.

Нестор распрямился, остолбенел.

— Что, что?

Краем глаза он заметил, что на заборе висели, разглядывая их, мальчишки. Они болтали голыми, черными от пыли и загара ногами, смеялись.

— Любишь меня? — жена растирала ему грудь, спину. — Любишь или нет? Отвечай скорее!

У Махно перехватило дыхание. Его волнует даже росянистый запах ее рук, щек, блеск ее темно-карих глаз. Но идти в церковь? К попу! Ему, анархисту? Что за блажь?

— У тебя армия, — тихо убеждала Галина. — Они все верят в Бога. Худо ли бедно, а скажут: «Батько с нами». Это же твой авторитет, балда. Мама очень просит, и церковь у нас красивая. Бери сорочку.

— Ну черт с вами, — согласился Махно.

Они вошли в хату.

— А ты ёж, ёж. И колючий! — Андрей Иванович присел, жестом приглашая Нестора. — Без сватов прискакал, без креста, и «отец, отец». Вот свадьбу сыграем, под венцом постоите — тогда пожалуйста. Каким временем располагаешь?

— На станции Помошная красные. Что у них на уме? — отвечал Нестор.

— А вы с ними как? По ручкам или на ножах?

— Я у них вне закона.

— Ишь ты-ы. Сурово. Хотя, по-моему, закон должен быть один для всех. Ладно. К свадьбе надо подготовиться. С бухты-барахты нельзя.

— Предлагаю завтра.

— А ты скорый, — покачал головой Андрей Иванович. — Это же не пожар… Ну что ж, завтра так завтра. Мать, ану иди сюда! Домна Михайловна, успеете картошку сварить?

— Чи цэ довго? — отвечала та. — Люды ж голодни, с дорогы. Счас накормим. А вы батюшку найдить.

— Где он? — не понял Нестор.

— Як прыйшлы красни — утик, — сказала Домна Михайловна, толстенькая, круглолицая, степенная.