Пенни Винченци - Наперекор судьбе

– Селия, – тихо сказал Оливер.

Их глаза встретились. Несколько секунд Селия пристально смотрела на мужа, затем встала и шумно задвинула стул, бросив на стол салфетку.

– Раз уж Джайлз подает такой превосходный пример усердия, мне тоже пора отправляться в издательство… с вашего общего позволения.

Джайлз немного подождал, утыкаясь лицом в тарелку (вид у него был несчастный), затем встал и вышел вслед за матерью. Близняшки проводили его взглядом.

– Бедный старина Джайлз, – сказала Венеция.

– Бедный наш старший братик, – поддержала ее Адель.

– Интересно, почему это Джайлз вызвал у вас такое сочувствие? – спросил Оливер.

– Папа! Ты, конечно же, все понял. Мама не упускает ни единой возможности, чтобы поставить его на место и напомнить: главный человек – она. И на работе, и дома.

– Адель! Твои слова дерзки и неуместны. Думаю, тебе следует извиниться.

Адель посмотрела на отца. Взгляд у нее был серьезный и даже шокированный, но лишь ненадолго. Затем красивое личико озарилось кокетливой улыбкой.

– Папа, не глупи. Ты же прекрасно знаешь, что я пошутила. – Она вскочила со стула, подошла к отцу и быстро его поцеловала. – Конечно, наша мамочка не главный человек. Главный человек у нас ты, и это известно всем. Но пойми, Джайлз так нервничает по поводу своей новой работы. А мамины наскоки ему ничуть не помогают. Согласен?

– Мама не наскакивала на него, – твердо возразил Оливер. – Она всего лишь хотела убедиться, что в его работе не возникло проблем.

– Да, разумеется. Извини, папа. Думаю, когда сам не являешься частью издательства, это трудновато понять. Наверное, очень важно, чтобы все шло хорошо.

– Адель, – начал Оливер, – ничто не доставило бы мне большей радости, чем ваше с Венецией вхождение в издательство. Или, по крайней мере, мысль о том, что однажды вы туда вольетесь.

– Возможно, и вольемся, – отозвалась Венеция. – Будем надеяться.

– Будем надеяться, – подхватила Адель и снова поцеловала отца.

Он улыбнулся дочерям и встал, забирая с собой утренние газеты:

– Что ж, увидим. А пока вы должны наслаждаться жизнью, насколько возможно. Теперь и мне пора на работу. Какие планы у вас на сегодня? Не сомневаюсь, что очень важные покупки.

– Отчаянно важные, – сказала Венеция.

– Абсолютно отчаянно важные, – поддержала сестру Адель. – Начнем с того, что в субботу у нас грандиозная загородная вечеринка. Нам нужны новые туфли. Прежние от танцев уже стоптались. Пока, папа. До вечера.

Оставшись за столом одни, близняшки переглянулись.

– Бедный старина Джайлз, – произнесла Венеция.

– Бедный наш старший братик, – поддакнула ей Адель.

Джайлз торопливо шагал по набережной Темзы, удаляясь от Чейни-уок и от родителей, страстно мечтая не увидеть их в ближайший час. Он почти два года работал в издательском доме «Литтонс» на Патерностер-роу – одном из крупнейших лондонских издательств. В этом Джайлз не сомневался. Начинал он с разносчика писем, потом стал клерком в магазине издательства, а теперь – младшим редактором. Конечно же, его восхождение было быстрым, без должного обучения, но ему требовалось через это пройти.

– Ты занимаешься важным делом, – говорил сыну Оливер. – Ты должен понять значение каждой фазы издательского процесса и то, как эти фазы образуют целое.

Джайлз не возражал. Он и не ожидал прийти в издательство мистером Литтоном Третьим и с первого же дня начать составление собственных планов публикаций. Он охотно работал на всех уровнях и получал удовольствие от работы.

У него появились друзья. Джайлзу нравилось, что окружающие видели: он не задавака и не выскочка, не считает, будто черная работа не по нему. Но его новая фаза была куда интереснее прежних. Он выискивал ошибки наборщиков в словах и в расположении знаков препинания, чтобы потом по основным, выправленным, гранкам вносить исправления во вспомогательные – все это было гораздо ближе к настоящему издательскому процессу, чем начальные фазы, пройденные Джайлзом. Он читал каждую новую книгу сразу же, как она выходила из-под печатного станка, он получал точное знание того, что скрывалось за названиями книг в каталогах. А эти нескончаемые редакторские совещания, дискуссии о том, какая обложка лучше подойдет для той или иной книги, это нарастающее волнение, которое сопровождало каждую новую публикацию.

Джайлзу нравилось все это. Ему нравилось задерживаться на работе позже положенного срока, нравилось работать с полной отдачей. Он не возражал, когда ему говорили, что нужно сделать то-то и то-то. Он даже не возражал, когда его тыкали носом в допущенные им ошибки. Но что ему решительно не нравилось и было почти невыносимым, так это его мать и ее довлеющее присутствие, ее вмешательство во все его дела. Когда отец говорил Джайлзу, что тот отправил наборщикам вычитанную корректуру, не заметив ряда ошибок, Джайлз обмирал от стыда, извинялся и все исправлял. Но когда мать склонялась над его столом, смотрела, как он вычитывает гранки, и указывала на пропущенную им ошибку, когда она приходила в торговый зал и говорила, что хотела бы вместе с ним перепроверить несколько накладных, «дабы убедиться, что они заполнены абсолютно правильно»… Джайлзу хотелось плакать. В подобных случаях матерью руководило не столько желание помочь сыну исправить допущенные оплошности, сколько желание указать на них и продемонстрировать всем, кто находился рядом, свою власть над сыном. Она словно говорила: «Видите, сколько ошибок допускает Джайлз? Я не собираюсь замалчивать ни одну из них. Пусть он мне и сын, но я не намерена терпеть его профессиональную некомпетентность».