Виктор Гюго - Девяносто третий год

— Да, но, уносясь вверх, ты рискуешь исчезнуть в облаках.

— А вы, оставаясь на земле, рискуете запутаться в мелочах.

— Гармония — не что иное, как мечта.

— Да ведь и алгебра не что иное, как фикция.

— Я бы желал, чтобы человек создан был Эвклидом {419} 419 Эвклид (ок. 365–300 гг. до н. э.) — греческий математик, работавший в Александрии. Его главный труд — «Элементы» — оказал значительное влияние на развитие математики вплоть до XX в. Ему также принадлежат труды по оптике и систематическое изложение пифагорейской теории музыки. .

— А я, — сказал Говэн, — предпочел бы гомеровского человека.

Строгая улыбка Симурдэна остановилась на Говэне, как бы желая остановить полет этой души.

— Все это — одна поэзия. Не верь поэтам.

— Да, это слово мне знакомо. Не верь веяниям, не верь лучам, не верь благоуханию, не верь цветам, не верь звездам.

— Но ведь все, что ты только что перечислил, не накормит тебя.

— А почему вам это известно? Ведь и мысль — та же пища. Мыслить — значит питаться.

— Это все абстракции. А республика — это дважды два четыре. Если я дал всякому, что ему следует…

— То вам остается еще дать ему то, чего ему не следует.

— Что ты под этим понимаешь?

— Я под этим понимаю взаимные уступки всех каждому и каждого всем, составляющие основу общественной жизни.

— Вне незыблемого права ничего не существует.

— Нет, существует многое.

— Я признаю одно только право.

— А я смотрю выше и вижу нечто, стоящее над правом, — справедливость.

Иногда оба они останавливались, точно озаряемые внутренним светом.

— Объясни мне свою мысль точнее, — проговорил Симурдэн.

— Извольте. Вы желаете всеобщей воинской повинности. Против кого? Против других людей. Я же не желаю никакой военной службы: я желаю мира. Вы желаете, чтобы бедным помогало государство, а я желаю, чтобы вовсе не было бедных. Вы желаете пропорционального налога, а я не желаю никакого налога.

— Но как же ты обойдешься без налогов?

— А вот как! Во-первых, уничтожьте всяческий паразитизм. Во-вторых, постарайтесь как следует воспользоваться вашим богатством. Вы бросаете удобрение в помойные ямы, — вывозите его на поля. Три четверти французской почвы не возделываются, — возделайте их. Пусть каждый человек имеет участок земли, и всякий клочок земли имеет своего работника, — и вы увеличите во сто раз производство страны. В настоящее время французский крестьянин ест мясо только четыре раза в год; при рациональной обработке земли Франция могла бы прокормить триста миллионов людей, то есть всю Европу. Используйте природу, эту могучую союзницу, которой вы теперь пренебрегаете. Заставьте работать себе во благо ветер, воду, магнетические токи. Земной шар имеет целую подземную сеть, в которой вы найдете и масло, и воду, и огонь; пробуравьте земную кору и заставьте выйти наружу эту воду для ваших фонтанов, это масло для ваших ламп, этот огонь для ваших очагов. Подумайте над движением морских волн, над приливами и отливами, над громадной силой морской пучины. Что такое океан? Гигантская неиспользуемая сила! Разве не глупо, что люди не пользуются океаном?

— Мне кажется, у тебя просто бред.

— Нисколько, все это вполне реально, — возразил Говэн и прибавил: — А что вы делаете из женщины?

— То, чем ей и подобает быть, — ответил Симурдэн: — Служанкой мужчины.

— Это прекрасно; но только с тем условием, чтобы и мужчина стал слугой женщины.

— Что за вздор! — воскликнул Симурдэн. — Мужчина — слуга женщины! Да это немыслимо! Мужчина — властелин. Я допускаю один только вид неограниченной власти — власть мужчины у домашнего очага.

— Да, но только с одним условием: чтобы женщина была царицей в доме.

— Значит, ты желаешь для мужчины и для женщины…

— Равенства.

— Равенства? Да ведь это немыслимо! Это два существа, совершенно различные даже по своей природе.

— Я ведь сказал: равенство, я не говорил: тождество.

Снова наступило молчание, как бы передышка в этом умственном поединке.

— А ребенок? Кому ты его отдаешь? — спросил, наконец, Симурдэн.

— Во-первых, отцу, который его зачал, затем матери, которая его родила, далее учителю, который его воспитывает, затем городу, который его вскармливает, потом родине — его духовной матери и, наконец, человечеству — его прабабке.

— Но ты ничего не упомянул о Боге.

— Все, о чем я говорил, — отец, мать, учитель, город, отечество, человечество, — все это только ступени лестницы, ведущей к Богу.