Виктор Андриянов - Полынь чужбины

Я — неизвестный, без роду и племени.

Я любил барвинок, а вдыхал запах полыни.

Полынь чужбины...

Я пришел умирать в это зловонное убежище.

Как жил — так и...

Мне сейчас хорошо. Мне так хорошо, как никогда.

Меня называли медведем. Медведи приходят

умирать в смердючеє пристанище.

Мне так хорошо. Как в детстве, когда я засыпал,

вдыхая липовый аромат, уткнувшись головой

в колени матери, в Мариинском парке под звуки

военного духового оркестра.

Но почему же медные трубы играют траурные мелодии?

Да это же меня отпевают...

Прости меня, мать...»

Строчек немного, а длиной они во всю его жизнь — страдальческую, в хождениях по заблуждениям, мукам, но с душой чистой перед самим богом, если он только есть. А люди?

Среди них найдутся черти, отплясывающие там, где чужая боль, чужое горе.

Не стал Захарыч Константином Захаровичем. Не стал.

Жизнь бесконечна, хотя для каждого она, говоря пушкинскими словами, и быстротекущая. Бесконечны и опыты ее. Нам не приходилось заглядывать еще во многие, многие тетрадки — в косую линейку, в клетку и иные, оставленные теми, кто потерял Родину, кто покоится сейчас на кладбищах Детройта, Калифорнии, Балтимора, Вашингтона, Северной Каролины, Дакоты, Монреаля, Торонто, Лондона, Манчестера, Парижа, Сан-Пауло. По всему миру разбросаны кладбища безродно ушедших... Заглядывай не заглядывай, читай не читай, а в каждой строчке — огромная книга о печалях, трагедии людей, испивших по разным причинам на чужбине полынную чашу мучительного умирания.

В каждой могиле — своя тайна горькой жизни, есть, однако, и одна общая, главная «тайна»: кто теряет родину, тот теряет и себя, свое гражданское и человеческое продолжение, кто теряет любовь и верность, для того все в мире пусто, бессмысленно — вроде бы есть земля и небо, дороги, улицы, дома, а идти некуда и незачем...

Выходило так, что житейские дороги в один и тот же год приводили нас (то ли вдвоем, то ли порознь) в разные точки планеты, и нередко в точки, расположенные по обеим сторонам океана: скажем, американский континент и наш приполярный край.

Так было и в тот раз, когда мы завершали работу над этой книгой. Далеко от дома, в международном порту Гандер, затерявшемся в Атлантическом океане, где мы ждали погоду и рейсовый самолет на Москву, встретили земляка, который и сообщил: одному, мол, из вас предстоит новая командировка, теперь уже в другой конец океана, к давним знакомым — строителям Сибири; другому (мы знали об этом раньше) — в самый центр Европы, в Прагу.

Мы летели над бесконечными водами Атлантики, и думалось о многом. Вспоминались дискуссии по проблемам сотрудничества между народами в одном из комитетов Генеральной Ассамблеи ООН.

— Вы обратили внимание,—сказала молодая учительница из Африки,—что герб, который мы видим перед собой в зале пленарных заседаний, главном зале ООН, что этот герб голубой? Вам не кажется, что он похож на кабину огромного космического корабля? Посмотрите: стены идут ввысь конусообразно, а окна напоминают иллюминаторы, за которыми бушует неспокойный мир...

И если продолжить эту мысль, то можно представить, что пять миллиардов землян вроде бы собрались в одном корабле.

Помните размышления Экзюпери? Летая над землей, французский летчик, знаменитый писатель и великий мечтатель часто думал о несовершенстве мира, мира, уносимого одной и той же планетой, где все — команда одного корабля.

Увы, люди на корабле-планете пока что в разных классах.

Каким он будет, этот завтрашний день корабля-планеты?

Мы задавали этот вопрос и по ту сторону океана людям, пытающимся понять сложности этого неспокойного мира; мы беседовали об этом с теми, кто по разным причинам потерял связь с прародительским корнем; мы спрашивали об этом наших соотечественников, строящих на топких сибирских болотах новые города.

Какой же он, человек наших дней, какие они, наши современники, которых разделяют океаны?

Трудно ответить однозначно на эти вопросы. В поисках ответа и рождался замысел нашей книги.

А книга эта была задумана давно. Из огромного материала, из множества блокнотов, исписанных за многие годы в самолетах, поездах, на житейских перекрестках, в архивной тиши и «в лихорадке будней» мы отобрали лишь самую малость.

В наших судьбах много общего. Мы из поколения детей войны, которая забрала .отцов. У нас растут сыновья и появляются внуки. Мы хотим, чтобы они были счастливее нас. Чтобы не знали ужасов разрушительного смерча. Чтобы жили спокойно. Любили и уважали добрых людей, ненавидели подлецов, приспособленцев и предателей в любых ипостасях. Честно смотрели людям в глаза.