В Одессе ко времени Пушкина были гимназия, Девичий институт, Ришельевский лицей. В многочисленных церквах разных исповеданий на разные лады звонили колокола и пелись службы. Была книжная лавка с последними европейскими новинками. Магазины блистали заграничными дешевыми товарами — первейшими дарами порто-франко. Рестораны вели широко свои дела на европейский манер…
В здании с колоннадой, строенном зодчим Тома де Томоном, работала Одесская опера, где часто гастролировали международные знаменитости, ставились оперы Чимарозы, Россини и др. Пушкин слушал там того же самого «Севильского цирюльника», которого мы слушаем по сей день… Там пели первые певицы Италии — восхитительная Рикорди и божественная Каталани…
Но уж темнеет вечер синий,
Пора нам в оперу скорей:
Там упоительный Россини,
Европы баловень — Орфей.
Одесса со своими всеми темпами, со своим стилем деловой жизни осталась как-то в стороне, мало представленной в русской литературе XIX и XX веков, хотя в деловой жизни страны имела очень большой вес.
Несмотря на то, что русский народ в целом всегда был способным коммерсантом, о чем ярко свидетельствуют его освоение торговлей Сибири и традиционные связи с Азией, вплоть до Индии, аграрное дворянство наше никак не хотело ни видеть, ни признать в русском купце и в промышленнике своих преемников, свою неизбежную историческую смену. Массовый русский купец и промышленник XIX века уже выклевывался из рядов сельского крестьянства и ремесленного мещанства, дворянин же отставал и коснел в своём барском мечтательном обычае или в путешествиях по Европе с восхищением от комфорта.
Пушкин не мог пройти мимо появления новых любопытных и сильных людей «меркантильного духа», как он называет их в «Путешествии Онегина», в этом замечательном, но, к сожалению, незавершенном первом наброске делового обзора всей России того времени.
В смешанном обществе Одессы было немало дельцов нового типа. Пушкин был дружен с негоциантом, как говорили тогда, Ризничем, славянином из Далмации, получившим образование в университетах Падуи и Берлина, и вполне возможно, что негоциант этот уже знал воззрения Гёте на торговлю. Ризнич вел крупные операции по скупке и экспорту украинского зерна в Европу. Всё было оригинально в этом крепком, решительном купце, к тому же обладавшем прелестной женой, флорентийкой по происхождению. Хорошо известно, как увлекался этой «негоци-анткой молодой», госпожой Ризнич, молодой Пушкин, хотя важнее было бы, пожалуй, знать, что думал он о самом Ризниче, умевшем рисковать, вверять смело капризному морю свой товар, свои богатства, доход и судьбу— точно так же, как Пушкин вверял свою судьбу «коварной двойке».
Известен и другой близкий знакомец Пушкина в Одессе — мавр Али Мор-Али, как некий «корсар в отставке», запечатленный в «Евгении Онегине». Это был, очевидно, тоже деловой «ценитель моря» высокой марки. Таких всегда много в кипучих портовых городах мира. Его фигура просится на полотно: Мор-Али носил красную шелковую рубаху, красную суконную, богато расшитую золотом куртку, шальвары до колен, подпоясанные турецкою шалью, из-за которой торчали пистолеты; на ногах — белые чулки и турецкие, с загнутыми носками башмаки. Как бы мог пройти поэт мимо такой фигуры? Пушкин и Мор-Али были друзьями.
В «Русский Марсель», в Одессу, на русское золото — пшеницу слетались подобные необыкновенные и обыкновенные люди всех наций, тысячи крупных дельцов, хищников и мелких авантюристов-шакалов всех наций. Пушкин, поэт, художник и русский барин, человек «деятельной лени», имел здесь много материала для своих наблюдений.
В Одессе имелась и работа, и Биржа, где шла большая игра на ценах на хлеб, на сырье, на валюту. Здесь хороши были все средства, чтобы выведать обстановку колебания цен, чтобы знать, когда закупить зерно и как долго его выдерживать до «настоящей цены». В Одессе заключались нередко отважные сделки на самой неразличимой грани преступления и закона.
Одним словом, в деловой полифонии Одессы времени Пушкина мощно звучали уже ноты крупного торгового и предпринимательского, капитализма, вступающего в свою первую, прогрессивную стадию. Воронцов был дирижером этого русского молодого мощного хора.
Новороссийский генерал-губернатор граф Воронцов заступил место первых создателей Одессы — французских эмигрантов-аристократов, бежавших в Россию от бурь революции, он сменил блестящего герцога Ришелье и малоудачливого графа Ланжерона.
Читать дальше