Всеволод Иванов - Александр Пушкин и его время

Видя всюду и всюду поставленных твердых членов общества, правительство царское не смогло бы больше противиться и принуждено оказалось бы выполнить все, что предначертано однажды было с высоты престола, все, что к благоденствию народа российского потребно. О друзья! Мирно, без крови, без ужасов, подобных безбожному Конвенту Парижскому, без Маратова террора любезное наше Отечество, имея во главе достойнейших, насладится тогда счастьем и миром!

Таков есть путь, тайный, мудрый, проникающий всюду и всюду являющий свою тайную мощь…

Оратор закончил и платком утирал увлажненный потом лоб.

— Сколько же времени потребуется для таких преобразований? — привстав на диване, спросил взволнованный Пушкин.

— Просвещенные умы указывают нам двадцать лет, а то и больше!

Пушкин сел, молчал. Вот, значит, что задумали генерал Орлов и его братия! И Якушкин тут же… Молчит только да глазами блестит.

«А вот сотни, тысячи восставших одесских, кишиневских, аккерманских греков мужественно борются на наших глазах с 25 миллионами турок. И победят!

А если народ не захочет выжидать двадцать лет? А? Что тогда?»— думал Пушкин.

— Господа Дворяне! Ежели призовут вас братья в такое общество для достижения благоденствия России, как вы ответите на такой призыв? Пойдете ли вы на зов братьев ваших? — звучным, голосом наконец поставил вопрос Орлов, и торжественно смолк.

Молчание.

Генерал Раевский смотрел на Орлова, прищуря глаза… Старый прославленный воин прервал наконец молчание.

— Я согласен с вами, генерал, — заявил он. — Действовать надлежит неуклонно… Промедление в решении здесь смерти безвозвратной подобно. Действуя так, мы должны тайно составить, так сказать, ревизскую сказку — сколько нас, дворян, в нашем распоряжении? Нужно все крепко обдумать. Составить планы. Выяснить, какой же силой мы располагаем? Я считаю — дело правильное, — заключил герой Бородина. — И ежели такое общество готово образоваться, я готов!

Присутствующие поднимались со своих мест, черные тени задвигались по стенам. Якушкин такого эффекта никак не ожидал. Он-то предполагал, что собравшиеся выслушают, переругаются, осудят такую затею, отвергнут ее как немыслимую, как невозможную! А тут на призыв бросается старый прославленный солдат, безукоризненный человек, всем известный своей прямотой и честью…

Генерал Орлов взглянул на Якушкина. Тот вышел из тени вперед.

— Генерал, — говорил Якушкин Раевскому, стараясь улыбаться. — Вы же шутите!.. Признайтесь, признайтесь, по правде, если бы действительно существовало такое тайное общество, вы бы в него не вступили?

— Не понимаю вас! Вошел бы в него без колебаний!

— И вы руку можете мне дать в этом? — выговорил Якушкин.

Генерал Раевский, твердо шагнув вперед, протянул ему руку.

Якушкин отступил назад и натужно захохотал: — Ха-ха-ха! Неужели же вы, господа, не видите, что все это — наша шутка? Разумеется, никакого такого тайного общества нет… Не существует… Да и не может существовать…

Все смеялись, хоть и смущенно, однако с облегчением. Александр Раевский, сидя в углу дивана, язвительно улыбался, Александр Львович безмятежно спал.

Генерал Раевский медленно опустил руку и поднял голову.

— Извините! Я погорячился. Мы, народ, знаете, военный, прямой, шуток мы не понимаем, — сурово говорил он». — Закрываю собрание… Довольно шуток! Пора отдохнуть. Утром нам в дорогу…

Все медленно расходились из диванной, не понимая, что же произошло.

А Пушкин подошел вплотную к Якушкину и говорил тепло, искренне, взволнованно:

— Знаете ли, Якушкин, как я несчастен сейчас… Очень, очень! Такими вещами не шутят, Якушкин… Это очень злая шутка, Якушкин. Недостойная! Недопустимая! Как вы можете так шутить, Якушкин? Разве, когда я писал «Ноэль», я шутил? Когда я писал «Деревню», я тоже шутил? Шутить? Чем? Кем? Своей страной?

Якушкин пишет в своих «Записках», что Пушкин был очень взволнован. Лицо его покраснело, слезы блистали у него на глазах. Он был в эту минуту точно прекрасен. — Я очень несчастен! — повторял Пушкин. — Очень!

Съезд тайного «Союза Благоденствия» в Москве состоялся в январе 1821 года. На съезде в Москве, как свидетельствует тот же Якушкин, Орлов выступил с предложениями «дикими» и «невероятными»: Орлов предложил «Союзу Благоденствия», во-первых, что он немедленно же выступит со своей 16-й дивизией против правительства. «Столь крутые меры могли бы оказаться преступными», — отмечает Якушкин. Затем Орлов предложил организовать «где-нибудь в лесах» типографию, которая бы печатала воззвания, листовки, а также «кредитные ассигнации», то есть фальшивые деньги по образцу наполеоновских фальшивок, чтобы иметь деньги, на организационные расходы.