Всеволод Иванов - Александр Пушкин и его время

25 октября Пушкин пишет деловое письмо издателю А. Ф. Смирдину:

«Милостивый государь мой Александр Филиппович,

По желанию Вашему позволяю Вам напечатать вторично поэму мою Бахчисарайский фонтан числом тысячу экземпляров.

Ваш покорный слуга Александр Пушкин».

Поэт с сердцем пишет в ноябре Соболевскому в Москву:

«Безалаберный!.. Где Онегина 2-я часть? здесь ее требуют, остановилась из-за нее продажа и других глав. А кто виноват? ты, живот, Калибан… Погодин мне писал, а я, виноват, весь изленился, не отвечал еще и не послал стихов — да они сами меня обескуражили. Здесь в Петербурге дают мне… 10 рублей за стих, а у вас в Москве хотят меня заставить даром и исключительно работать журналу. Да еще говорят: богач, чорт ли ему в деньгах. Положим так, но я богат через мою торговлю стишистую, а не прадедовскими вотчинами, находящимися в руках Сергея Львовича».

И опять и опять Погодин, очевидно, осаждает в письмах поэта со своим журналом… Приходится в декабре писать ему в Москву:

«…Должен перед вами зело извиняться за долгое молчание. — Непонятная, неотразимая, неизъяснимая лень мною овладела, это еще лучшее оправдание мое. Посылаю вам Туманского (кроме Голубые глаза, взятые для Дельвига), Отрывок из Онегина и Стансы пропущенные — на днях пришлю Москву и др. Извините меня перед Калайдовичем; у меня чисто ничего не осталось после здешней альманашной жатвы, а писать еще некогда.

Весь ваш А. П.»

«Мы по обыкновению мало выезжаем: дома видим несколько приятелей, оставшихся верными воспоминаниями прошедшего, Жуковского, Дельвига, Пушкина и пр.; последний ежедневно у нас: и так не повесничает», — пишет в письме 13 декабря 1827 года вдова историка Карамзина И. И. Дмитриеву в Москву.

Цензор А. В. Никитенко записывает в своем дневнике о выставке картин в Академии художеств: «Вот поэт Пушкин. Не смотрите на подпись: видев его хоть раз живого, вы тотчас признаете его проницательные глаза и рот, которому недостает только беспрестанного вздрагивания: это портрет писан Кипренским».

Подошел и год 1828-й. Князь Голицын-Прозоровский встречается в это время с Пушкиным и записывает:

«Пушкин любил веселую компанию молодых людей. У него было много приятелей между подростками и юнкерами. Около 1827 года в Петербурге водил он знакомство с гвардейскою молодежью и принимал деятельное участие в кутежах и попойках. Однажды пригласил он несколько человек в тогдашний ресторан Доминика и угощал их на славу. Входит граф Завадовский и, обращаясь к Пушкину, говорит: «Однако, Александр Сергеевич, видно туго набит у вас бумажник!» — «Да ведь я богаче вас, — отвечает Пушкин, — вам приходится иной раз проживаться и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный с тридцати шести букв русской азбуки».

Его «Стансы» вызвали в обществе, однако, определенную реакцию — поэта стали корить, упрекать в любоначалии, в льстивости. Пушкин смело принял этот вызов, ответил на него стихами «Друзьям», так сказать, изложил свою конституцию в отношении царя:

Насколько все, даже сам Николай I, были привычны к тому, что пушкинские стихи известны стране и без типографий, показывает резолюция царя на этом стихотворении:

«Его можно распространять, но нельзя печатать».

В этих стихах поэт свободно и независимо одобряет политику царя, он «оживил» страну войной…

Дело идет о войне против Персии, шестидесятитысячная армия которой нарушила русскую границу и вторглась в Закавказье с намерением захватить Армению и Азербайджан. В этой азиатской войне была, однако, замешана интрига Европы.

Вооружена эта персидская армия Аббаса-Мирзы была англичанами, помогавшими персидскому шаху с целью задержать продвижение России на Кавказ. Моментом нападения выбран был июль 1826 года, когда вся Россия была взволнована казнями и ссылками декабристов, а двор занят подготовкой коронации в Москве.

Война эта была популярна, она «оживила» страну. Главнокомандующий генерал Ермолов, друг декабристов, быстро выбросил персидские войска за границу, после чего был сменен генералом Паскевичем… Генерал Паскевич взял Тавриз в октябре 1827 года, угрожал Тегерану, и в феврале 1828 года персидский шах вынужден был заключить мир в деревне Туркманчае, по которому ханства Ереванское и Нахичеванское отошли к России. Персия же должна была выплатить тридцать миллионов рублей контрибуции. Успех в этой войне теперь позволял России вмешаться в союзе с Англией и Францией в войну против Турции в целях национального освобождения Балканских государств из-под турецкого ига. Интересно, между прочим, отметить, что Франция и Англия же совместно с Австрией были заинтересованы в этом национальном освобождении потому, что оно расшатывало силу Турции в Европе, — на престолы же в освобождаемые национальные государства Европа сажала своих «безработных» принцев…