Всеволод Иванов - Александр Пушкин и его время

Первая строфа проводит аналогию между началом двух царствований — Петра и Николая Первого.

вещает по-пушкински открыто и откровенно великолепный стих.

Аналогия ясна — стрелецкие бунты и казни 1698 года. и мятеж 14 декабря 1825-го, казни и ссылки в 1826 году. А за этим следует:

Личность князя Якова Федоровича Долгорукого, старого сотрудника Петра, противопоставляется здесь Пушкиным стрельцам-мятежникам.

Известен случай, когда старый князь, заседая в Сенате, разорвал на глазах царя и сановников подписанный самодержцем неправильный указ и тем добился его отмены. Чтобы разъяснить всю глубину и силу пушкинского упоминания об этом смелом, и честном историческом деятеле, стоит привести один застольный разговор, сохраненной в «Истории Российской» Татищева, видимо, слышанный автором из уст присутствовавших при нем.

Дело было в 1717 году, когда блеснула надежда на скорое окончание тяжкой затяжной войны со шведами. Сидя на пиру, Петр разговорился о своем отце — царе Алексее, о его польских делах, о затруднениях, которых наделал ему патриарх Никон, и так далее. Присутствовавший же тут Мусин-Пушкин принялся выхвалять царя-сына, то есть Петра, и унижать деда — царя Алексея, говоря, что тот мало что делал, а делали больше Морозов да другие министры.

Петр вскочил из-за стола:

— В твоём порицании дел моего отца и в похвалах мне больше брани на меня, чем я могу стерпеть!.. — крикнул он.

И, перейдя к стулу, на котором сидел Долгорукий, став за его спиною, Петр сказал:

— Ты вот больше всех меня бранишь и так больно досаждаешь мне своими спорами, что я часто едва не теряю терпения… А как рассужу, тo и увижу, что ты искренне и меня и государство любишь и правду говоришь, за что я тебе благодарен. А теперь спрошу тебя — как, ты думаешь о делах отца моего и моих? Я уверен — ты скажешь мне правду…

— Изволь, государь, присесть, а я подумаю! — отвечал Долгорукий.

Петр сел около него, а тот молчал, по привычке поглаживая свои длинные усы. Молчала и вся застольщина.

Наконец князь сказал:

— На твой вопрос, государь, коротко ответить нельзя; и у тебя с отцом дела разные. В одних ты заслуживаешь больше похвалы, в других — твой отец. Три главных дела у царей: первое — внутренняя расправа — правосудие, то есть ваше главное дело. Для этого у твоего отца досугу было больше, а у тебя еще и времени подумать о том не было, и потому в этом твой отец больше тебя сделал. Но, когда займешься этим, может быть, и больше отцова сделаешь Да и пора тебе об этом подумать…

Другое дело — военное. Этим делом Алексей Михайлович много хвалы заслужил и великую пользу государству принес — устройством регулярных войск путь тебе показал. Но после него неразумные люди все его начинания расстроили, так что ты почти все вновь начинал и в лучшее состояние привел. Однако, хоть и много я о том думал, но не знаю, кому из вас в этом деле предпочтение отдать: конец войны прямо нам это покажет!

Третье дело — устройство флота, внешние союзы, отношение к иностранным государствам. В этом ты больше государству пользы принес и себе чести заслужил, нежели твой отец, с чем, надеюсь, и сам согласишься. А что говорят, якобы, каковы министры у государей — таковы их (государей) дела, так я думаю о том совсем напротив. Думаю, что умные государи умеют и умных министров выбирать и верность их наблюдать. Потому у мудрого государя не может быть глупых министров, ибо он может о достоинстве каждого рассудить и правые советы отличить.

Выслушав все терпеливо, Петр расцеловал Долгорукого.

Таков был он, Яков Долгорукий, честный, смелый русский вельможа. Нет никакого сомнения в том, что для Пушкина 14 декабря было не выступлением «буйных стрельцов», скорее это было выступлением Долгорукого за правду.

Был в древнем китайском дворе особый мудрый и уважаемый вельможа, носивший примерно такой титул — «Подымающий оброненное». Его обязанности заключались в том, что в случае издания какого-либо неудачного царского указа этот чиновник докладывал про то Сыну Неба, мудро не требуя при этом никаких исправлений, а простой констатацией ошибки предупреждая об осторожности в будущем. И Пушкин выступает в «Стансах» примерно в такой же роли.