Было видно, что Александр Павлович продумал свое решение, поскольку мысль его выходила ясной и четкой.
— Норвежский вопрос, — продолжал он говорить, — такой вроде бы сложный и неразрешимый, может решиться сам собой. Копенгагенский двор строит свое сопротивление на том, какие силы мы сможем выставить против него, чтобы разгромить его войска. Но как только французы будут остановлены, а вы, ваше высочество, возглавите армию, которая во многом воплотит надежды всех союзников, только убедившись в этом, датское правительство решится уступить то, что оно уже не сможет удержать. Мы же тогда станем более свободно распоряжаться своими силами и сможем употребить их там, где захотим, не стесняясь в выборе, как сейчас.
«С разумностью и определенностью суждений императора нельзя не согласиться, — отметил про себя генерал-адъютант. — Но где же обещанная резкость? Зная характер Жана Бернадота, нельзя с определенностью поручиться, что сия логика его вразумит и остановит. Человек, привыкший отдавать приказы, сам научен им подчиняться. Верх в спорах, как и на войне, всегда берет тот, чье слово резче и громче, действия мощней и решительней. Однако не эти ли потребные моменту слова выговорил сейчас царь?»
— Если же вы, ваше королевское высочество, несмотря на все мои рассуждения, будете по-прежнему упорно просить у меня русскую армию, которую, как вы сами знаете, я не в состоянии предоставить вам по той простой причине, что вот уже год, как все мои войска борются против общего врага и нарушителя спокойствия Европы; если вы будете продолжать полностью игнорировать реальное положение дел, а ведь только от понимания его зависит, будут ли наши действия успешными или гибельными; если вы будете выжидать, пока неприятель не разовьет свой успех против моих войск, а сами не станете воздействовать на него, то мне придется всю жизнь сожалеть о вашем несогласии с моим подходом, которое позволяет Наполеону выигрывать сражения и грозить отбросить нас к Одеру, Висле и даже Неману, откуда мы с таким трудом начинали.
Подобного тона Чернышев давно уже не встречал в письмах царя, некоторые из которых здесь, в заграничном походе, ему доводилось не раз писать под его диктовку. Едва ли сей резкий тон звучал и в изустных разговорах Александра Павловича с лицами, которыми он был недоволен, чьи поступки могли его возмутить. Значит, и он понял: на войне с солдатом следует говорить на его же, солдатском, языке. Потому Чернышев не сдержался, чтобы не выразить своего восхищения решимостью царя:
— Позвольте мне, ваше величество, высказать свое восхищение проявлением вашей высочайшей воли. Однако в создавшихся условиях было бы необходимым послать к наследному принцу человека, который был бы постоянным напоминанием о вашей решимости и непреклонности.
— Ты знаешь, Чернышев, я уже направил в качестве моего уполномоченного к его высочеству в Штральзунд Поццо ди Борго, Карла Осиповича. Но ты, догадываюсь, имеешь в виду иное.
— Совершенно верно, ваше величество. Я имел в виду себя. И не в качестве вашего уполномоченного — им я буду чувствовать себя на любом поприще, а, скажем, в роли начальника воинского соединения.
— Не перестаю, Чернышев, удивляться твоей проницательности. — Глаза императора залучились его ласковой, ангельскою улыбкой. — Я как раз теперь же обдумывал, как все-таки укрепить моими средствами силы шведского принца. Я решил отрядить ему в помощь три корпуса, которые в общей сложности насчитывают тридцать четыре тысячи человек личного состава. Это корпус Вальмодена, другой — Воронцова. Третий возглавишь ты.
Секретный пакет от генерала Вандама
— Может ли на небе взойти сразу два солнца? Или в качестве подарка человеку преподнесено два счастливых и пышных праздника? Но у меня сегодня именно такой день, когда мое сердце ласкают сразу два светила, и душа переполняется ощущением двух восхитительных подарков. Первый из них — ваш приезд, мой дорогой друг генерал Чернышев! Второй же — ваши бравые офицеры и солдаты, пришедшие на помощь моим войскам.
С такими словами обратился к нашему герои шведский наследный принц Карл Юхан, когда они встретились в Штральзунде и бросились в объятия друг друга.
Было начало августа. Стояла несусветная жара, которую не смиряла даже близость моря. Корпус Чернышева, проделав многоверстный путь, изнемогал от усталости и жажды. Тем не менее наследник шведского престола пожелал немедленно провести парад.
Читать дальше