Кэтлин Кент - Жена изменника

Когда стало ясно, что больше ничего не последует, Марта вернулась в дом и затеяла серьезную уборку. Вымела, отскоблила, отдраила песком доски пола. Сливочным маслом с золой отполировала стол. Большой горшок вычистила и смазала жиром. Протерла оловянную посуду, вытряхнула одеяла, прокипятила тиковые чехлы, вынесла на двор матрацы, чтобы набить их заново. Огромное облако оставшейся с зимы пыли поднялось и опустилось ей на голову, а вместе с ним пришло и растущее раздражение.

Поставив стул с узкой спинкой под самым карнизом, Марта забралась на него и стала выметать сор из водосточного желоба, с яростью орудуя метлой и перебирая в уме варианты ответов, которые она могла, нет, должна была дать Томасу. Остроконечные ломкие листья, из которых выскакивали пауки и мыши, летели вниз шуршащим дождем и падали на землю, как осколки тонкого стекла. Уилл принялся раскидывать их по только что подметенному подворью, швыряя и пиная на ветру. Марта как раз собиралась его прогнать, когда мальчишка заговорил первый:

— Ты с кем это разговариваешь?

Он подошел к ее стулу и вытянул шею, чтобы разглядеть, что лежит на крыше. И по выражению его лица она поняла, что говорит сама с собой.

— С мышами, — ответила она, разозлившись не на шутку, и так ткнула в желоб метлой, что ручка разломалась пополам. — Ну вот что из-за тебя получилось, — пробормотала она, спустившись со стула.

Уилл тут же отступил назад, спрятав руки за спину и в страхе вытаращив глаза, точно это он сломал метлу. При виде его испуганного лица Марта смягчилась:

— Правда, вряд ли ты сможешь ее починить.

Уилл замотал головой, а она, испугавшись, что он вот-вот заплачет, спросила:

— Ты когда-нибудь видел волчий мех?

С этими словами она вынула из-под передника кусочек подшерстка и протянула мальчику, который с удивлением на нее посмотрел, осторожно погладил мех пальцем и спросил:

— Значит, Томас его убьет?

Он перестал ерзать и вертеться, а в его взгляде чувствовалось сомнение.

— Он постарается, — ответила Марта, кивнув, чтобы придать уверенности своим словам.

— А если у него не получится? — прошептал мальчик.

Его лицо вновь исказилось от страха, а брови насупились.

— Тогда, — сказала она с мрачным видом, проведя рукой по его кудряшкам, — нам придется очень быстро бегать.

Уголки ее губ, сначала опущенные книзу, поползли вверх в дразнящей улыбке, и мальчик, словно избавляясь от страха, кинулся с гиканьем расшвыривать по двору прошлогодние листья.

Наблюдая, как он носится взад-вперед, Марта вдруг почувствовала страшную усталость, и если у нее в душе и оставалась какая-то злость, то она полностью улетучилась под тяжестью работы, которую, как будто в наказание, она взвалила на свои плечи. Марта села на стул и поднесла к носу кусочек меха. Вдохнула волчий запах — запах бесконечных скитаний по темным полям и призрачным болотам, сквозь ворота косого сумеречного света, запах едкий и сокровенный, рассказывающий о яростном сопротивлении обреченной жертвы и столь же сильном влечении к совокуплению. Ей в голову пришли непрошеные мысли об упрямом Томасе, и пальцы ее разжались, дав ветру унести клочок меха во двор, где он и исчез, смешавшись с листвой.

Награда выросла до семидесяти шиллингов за каждого волка, и Пейшенс согласилась продать Томасу для ловушки самую маленькую из овечек. Марта забрала курицу, все еще взъерошенную и неспокойную после ночи на открытом воздухе, и посадила назад в курятник. Так мужчины обычно ведут себя с женщинами, думала Марта, наблюдая, как курица усаживается поглубже в солому. Невзрачные и сварливые, такие как она сама, заменяются другими, более кроткими и привлекательными.

Ночью прошел сильный ливень. А с ним вместе прилетел холодный ветер, обдувавший крышу и царапавший по ней голыми ветками. Поутру ветер стих, оставив в каждой ямке лужицы с зеленой пыльцой. Ранние почки, вырванные бурей, плавали, как плоты, в этих малюсеньких океанах, совершая удивительные кружения и развороты в бушующих волнах.

Из открытого окна большой комнаты Марта смотрела, как Томас стоит во дворе и поглядывает на небо, — может, из туч, нависших над крышей, опять пойдет дождь. Она знала, что он размышляет, как получше устроить ловушку с овечкой. Из зловонного ведра он снова разбросал требуху по дорожке к загону и, чтобы скрыть собственный запах, обтер дверцу сочащимися внутренностями.

На веревке он вывел упирающуюся и блеющую овцу, которая дико озиралась, почуяв медный запах крови, и привязал ее к столбику внутри загона. У бедного создания шерсть все еще торчала клочьями, потому что братья-барашки от голода и холода частично сгрызли ее со спины животного прошедшей суровой зимой. Однако овечка была шумная и оживленная, вполне годная, чтобы привлечь волков, если они еще не перешли на какое-нибудь другое поле.