Михаил Глебов ничуть не изменился. Степан Палицын, совсем незаметный в пансионе, теперь блистал в форме прапорщика Главного штаба. Глинка готовил пунш и, подливая друзьям, внимательно к ним присматривался.
– Ты где, Глебов, служишь? – спросил он. – Попрежнему у финансов?
– Попрежнему . Но, как гражданин, теперь еще явственнее вижу: нищает народ, а на него новые подати накладывают. И рубль наш все валится и валится, как калека на костылях, к международному нашему конфузу!
– Ничего нет мудреного, – ответил Глинка, – вот батюшка мне пишет: опять неурожай, опять недоимки, опять во всех делах препятствия. У вас-то в Курской губернии тоже, поди, не лучше?
– Везде то же, Мимоза, и быть иначе не может, пока рабство будет угнетать народ!
– Так, друзья, – поддержал Глебова Палицын, сверкая своим мундиром, – народ бедствует, тиранство неистовствует, а мы бездействуем. Что же ответим мы отечеству? – Палицын строго посмотрел на однокорытников: – Вот ты, Глинка, чем вы с Элегией занимаетесь? Убиваете праздно время?
– Ну, нет, Степан, – возразил Саша Римский-Корсак, – я, брат, такую поэму задумал…
– Эх ты, Родомантида! – перебил Глебов. – Ну кому нужны ныне твои элегии? Уж не мужику ли, чтоб легче ему было пахать под твои вирши? Поезжай-ка лучше в свои вотчины да познай беды народные, освободясь от романтического тумана!
– Да я и вовсе к романтизму не привержен! – отбивался Саша Римский-Корсак.
– Ведь стыдно читать, что у нас о деревне доселе пишут, – продолжал с горячностью Палицын. – Вот этакое ты, Родомантида, в журналах читывал?
В деревне все прелестно,
В деревне все цветет,
Все просто и любезно,
В ней щастие живет!..
Глинка сидел за бокалом вина, чуть насупясь, и внимательно слушал.
– А кто же знает, что думает народ, чего он хочет, какого счастья? – Глинка посмотрел на Глебова. – Вот ты, Глебов, знаешь?
– Знаю, – последовал ответ. – Во всяком случае не стихов и не музыки, а свободы! Художества подобны сейчас наркотическому снадобью. Они отвлекают честных людей от главного. Отечество гибнет от тиранов, а ты, изволишь ли видеть, живописуешь страдания Матильды Рэкби, которую измыслил господин Вальтер-Скотт. А к чему нам сия Матильда?
– Да я давно ее бросил, – добродушно отмахнулся Глинка, – но ты не прав, Глебов, художества тоже могут служить народу…
– Разумеется, – перебил Палицын. – К примеру – Рылеева стихи… Исповедь Наливайки! – разгоряченный, он тряхнул головой и прочел:
Возьмут свое права природы;
Бессмертна к родине любовь,
Раздастся глас святой свободы,
И раб проснется к жизни вновь…
Наступило молчание.
– Так что же, по-вашему, делать? – Глинка серьезно посмотрел, ожидая ответа. – Что делать, Палицын?
– Действовать, Глинка!
– Так, конечно, но почему вы думаете, что артист не может быть действователем?
– Сейчас не до художеств! – резко ответил Палицын. – Есть дела поважнее!
– Какие дела? Что вы вещаете, будто пифии! Ну, какие такие дела?
Снова наступило молчание. Палицын нерешительно поглядел на Глебова.
– Пусть каждый сам решит, что ему делать, – сказал Глебов. – И уж во всяком случае не брякать на фортепианах в утешение девицам!..
– Невежды!.. – воскликнул Глинка.
Глаза его загорелись, и он заговорил было о музыке, которой надлежит родиться в России для народа, но однокорытники плохо его слушали, и он умолк.
– Выпьем за свободное и просвещенное отечество! – сказал, поднимая бокал, Палицын.
Они дружно осушили бокалы и продолжали спор.
– А что, Глинка, – спросил Палицын, – ты по Смоленску не знал ли Петра Каховского?
– Какого Каховского?.. Постой, постой… Нет, не припомню, а что?
– Вот истинный гражданин и удивительный человек! – Палицын будто хотел еще что-то добавить, но раздумал.
Ассамблея шла своим чередом и закончилась, как всегда, поздно. Только в последнюю минуту Саша Римский-Корсак прорвался и начал читать из своей поэмы. Друзья уже расходились.
– Так что же, Глинка, – сказал Глебов, прощаясь, – на Корсака сам бог рукой махнул, а ты ведь серьезный человек. Неужто так и будешь весь век служить да играть на фортепианах?
Глинка нахмурился и замкнулся.
– Не всем же быть в действователях, Глебов, – сказал он, – а мы уж как-нибудь согласно возрасту и склонности проживем…
– Эх, Глинка, Глинка! – вздохнул Глебов. – Хотел было я поговорить с тобой о важном, да выходит, не стоит!..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу