Рафаэль Сабатини - Фаворит короля

Он остановился перед ней, крепко уперев в пол свои короткие, мощные ноги, а затем, по обыкновению, нелепо всплеснув руками, с издевкой объявил:

— Поздно, мадам. Мы могли бы подать прошение, но до того, как вы переехали под крышу моего дома. Вы здесь уже несколько недель, и теперь его величество не станет рассматривать петицию!

— Так вот почему вы привезли меня сюда?!

Он пожал плечами:

— Кто посмеет обвинять меня в том, что я предпринял меры предосторожности? Я хочу удержать женщину, которую люблю.

— Любовь! — Он увидел, как щеки ее запылали. — И это вы называете любовью? — Она смеялась ему в лицо. — Неужто по-настоящему любящий человек добивается цели всеми средствами? Так вот каковы ваши взгляды… Любовь — это когда человек превыше всего ставит счастье любимого. А вы, вы любите только себя, вы не думаете ни о чем, кроме своих собственных желаний! Не унижайте имени любви, называя им то, что происходит между нами. Вы даже не понимаете значения этого слова, вы, неуч!

Неуч?! Она посмела назвать неучем его — Роберта Деверо, графа Эссекса?! Такое он снести уже никак не мог и своей здоровенной лапой схватил ее за руку, сдернул с кресла и притянул к себе. Она застыла, глядя в его багровое от злости лицо, и ее грудь прикоснулась к его груди. Но это длилось лишь мгновение — она инстинктивно отпрянула и почувствовала, как под его мертвой хваткой хрустнуло запястье.

— Мадам, всему есть мера. Существует и мера уважения, которое жена оказывает мужу!

— Я — не ваша жена, а вы — не муж мне. Это комедия, это постыдно..

В этот миг его тяжелая ладонь ударила ее по лицу. Она умолкла и впервые за всю свою жизнь испытала настоящий ужас.

— А это, чтобы привести вас в чувство, — со злобной усмешкой произнес он. — Поносите на вашем милом личике отпечаток моей руки. Может, запомните, кому вы принадлежите.

— Я сообщу отцу и братьям! Братья вас убьют!

— Ах, как страшно! К дьяволу вашего папашу и братцев, к дьяволу вас! — И он отшвырнул ее прочь. Падая, она зацепила кресло и рухнула на пол.

— Вот так, мадам, с меня хватит! Вы подчинитесь, а нет — тем хуже для вас. Я могу быть добрым, а могу быть и злым. От вас зависит, каким я буду!

Фрэнсис с видимым усилием поднялась и, смертельно бледная, встала перед графом.

— Благодарю вас, сэр, за право выбора. Я предпочитаю видеть вас злым.

Ее достоинство и гордость потрясли графа — он бы с удовольствием разорвал на куски эту смелую женщину.

Однако он обуздал себя и, прорычав что-то нечленораздельное, вышел, грохнув дверью.

Истерзанная и душой и телом, ее светлость уселась за письмо к графу Саффолку, в котором описывала жестокость мужа. Она также написала лэмбетскому колдуну, начиналось письмо словами «Дорогой отец»: графиня просила его всеми земными и небесными средствами избавить ее от кошмара. Камеристка Катерина тайком вынесла и отправила письма.

После этого ее светлость удалилась в свою спальню, заперлась, опустила шторы и рухнула в постель. Она провела в спальне две недели, отказываясь выходить к столу и впуская лишь своих служанок. Его светлость, сам испуганный тем, что наделал, ее не беспокоил. К концу второй недели, устав от мрачного молчания, в которое погрузился дом, — даже слуги, казалось, старались ходить на цыпочках, — он отправился к ней с визитом. Впустить его в спальню она отказалась, и он в ярости удалился. После этого он снова и снова подбегал к дверям, орал, требовал, чтобы его впустили. Наконец он заставил ее открыть и объявил, что в доме хозяин он и что впредь он будет вести себя именно как хозяин.

Ей не удастся заставить его покориться этими детскими штучками, пусть она не думает, что терпение его бесконечно! Если он до сих пор относился к ней с пониманием, то теперь и она должна отвечать ему тем же, а то посмотрим! Она сама будет отвечать за последствия! На что она заявила, что вполне готова к любым последствиям, и велела оставить ее. Он снова попробовал вбить в нее благоразумие, она защищалась изо всех сил — била, кусала, царапала, швыряла в него все, что попадалось под руку.

Это была громкая баталия. Эхо ее разносилось по всему дому, и слуги, дрожа, ждали смертоубийства. В конце концов, она, избитая, бросилась на постель и зашлась в рыданиях, а его светлость вышел прочь с расцарапанным лицом.

Его светлость со злобой размышлял о том, до чего она его довела: он стал вести себя как чернь! На какое-то время он оставил ее в покое, и она постепенно приходила в себя от кошмара, который, как бы уже по традиции, посещал ее по утрам. Впрочем, подобных сцен больше не повторялось: ее светлость продолжала пребывать в затемненной спальне, но, рассудив, что запертая дверь — не самая крепкая преграда, стала впускать его в комнату. Дальше взаимных оскорблений дело не шло, но оскорбления становились все серьезнее.