Юлия Андреева - Ирод Великий

Шествуют важно, спокойно, молча. Дошли. Остановились. Тишина. Только и слышно, как птахи, где-то в поднебесье заливаются, как мошкара звенит. Смотрят Гиркан на племянничка, «послал же бог ублюдка», смотрит Фасаил на Пакора, никто первым начать переговоры не спешит. И вдруг хрясь! Это предатели что деревянный щит над Гирканом и Фасаилом несли, вдруг по невидимой команде на одно колено встали, так что щит на головы Фасаила и Гиркана опустился. Бах! Своих же господ точно мух прихлопнули! Стукнул щит по темечку Фасаила, с ног сбил, да только жизни не лишил, а маленький Гиркан и вовсе считай, что не пострадал, только на оба колена упал, уползти пытаясь. Фасаил выхватил меч, кровь ему лицо заливала, ноги не слушались, только воины Пакора и предатели его уже обступили. Понял старший сны Антипатра, что под пытками может он выдать планы брата, и успел броситься на собственный меч. Кинулись к нему враги, ан поздно.

Кинулись было иудейские воины на коварных парфян, пытаясь защитить Гиркана, но Антигон к правителю Иудеи ближе оказался, бросился он на своего родного дядюшку, яко голодный хищник, да и откусил тому ухо. Откусил и тотчас проглотил поживу, ибо все знают, что опытные лекари способны даже оторванную или отсеченную в бою плоть на место пришить. А без ушей – не быть больше Гиркану первосвященником [67] «Это означало, что он больше не мог быть первосвященником, поскольку закон гласил, что ни одно лицо с физическими недостатками не могло занимать эту должность». (М.Гранд «Ирод Великий»). , а стало быть и власти его конец.

Залила алая кровь голубое с золотом одеяние правителя, сделав его красным как у племянника. А тому мало унижения родственничка, изловчился, коленом истекающего кровью этнарха к земле придавил, и второе ухо уел, не подавился.

Не бывать тебе Гиркан первосвященником, не бывать и этнархом Иудеи! Ибо по закону первосвященник и правитель – суть один человек.

– Мне донесли, что ты убил безумную рабыню? – Золотые брови Саломеи взметнулись и поднялись двумя восхитительными арками над золотым омутом медовых глаз. – Зачем? Неужели ее вид оскорбил твой благородный взор, о, римский воин, правая рука моего любимого брата?

Я спасен, в ее тоне слышалась насмешка, но никак не угроза или гнев.

– Я убил ее, потому что богам неугодно, чтобы человеческое существо страдало, как страдала она. Чтобы женщина так страдала… – Я поднял на Саломею глаза, стараясь выглядеть спокойным и искренним.

– Разве вы – римляне не держите в своих лупанариях [68] Лупанарий (также лупанар, лат.) – публичный дом в Древнем Риме, размещенный в отдельном здании. Название происходит от латинского слова «волчица» (лат. lupa) – так в Риме называли проституток. (Википедия) привезенных из-за морей рабынь? Мне рассказывали, что те зачастую знают лишь постельные команды и не способны поддержать разговора, потому что их отрывают от матерей лет с девяти, поселяют в доме, где только пользуются их прелестями, не спрашивая, что они хотят на самом деле, не пытаясь хотя бы разговаривать с ними.

– Это так, – я помрачнел. – Но… – в этот момент мне показалось, что Саломея вот-вот уйдет, оставив меня наедине с домоуправом или начальником гарнизона, и я заставил свой голос взволнованно задрожать, добавив оттенки неуверенности и робости. Отчего-то, я не знаю отчего, многим женщинам нравится, когда мужчина смущается в их присутствие, трясясь и поминутно краснея. – Но когда-то это была моя рабыня. Я продал ее Ироду, и потом… я не хотел, чтобы Абаль жила и дальше такой же жизнью.

– Ты мог бы выкупить свою рабыню. Учитывая, что с ней стало, – теперь покраснела Саломея, – я много не взяла бы с тебя, отдала бы даром.

– Когда я продавал ее Ироду, я… я не знал, что он сделает с нею. Но, мог ли я отказать своему господину?

– Ты не раб Ирода. – Отбила мой удар Саломея.

«Да, безусловно, она умнее, чем я ожидал».

– Позволь мне заплатить тебе за нее сейчас. Позволь, я заплачу втридорога, так, будто бы рабыня все еще жива, будто бы она красива и не утратила рассудок.

– Тебе нравилась эта Абаль? – Золотистые глаза Саломеи смотрели с хитрецой и неким испытующим ожиданием. Так что во мне все затрепетало. Нет. Тут нужно было поступить осмотрительно, признайся я ей, что любил Абаль – Саломея исчезнет для меня уже навсегда. Какой же женщине приятно слышать о любви к другой, к тому же к рабыни?!

– Я не могу спокойно выносить, когда при мне совершается насилие, тем более, если это касается женщины. – Начал я издалека, пытаясь прощупать оборону Саломеи.