Юлия Андреева - Ирод Великий

Впрочем, обо всем по порядку.

Я остановился на том, что двоюродный брат Гая Юлия, Секст Цезарь отправил Ирода вместе с его полуторатысячным войском в Самарию, где стоял легион, прежде живший под безвольной рукой Марка Луция, чьей отличительной чертой было то, что куда бы ни прибывал сей мужественный воин, первым распоряжением его неизменно была немедленная постройка сортиров для простых воинов, командного состава, и для себя лично. Говорят, что, будучи неопытным юнцом, он решил как-то приласкать безродную пастушку, имеющую неосторожность пасти своих овечек в непосредственной близости от Аппиевой дороги, вдоль которой живописными украшениями высились распятья с подгнившими на них мятежниками, Мнемозина помнит, какой именно заварушки, а по дороге возвращались в свой лагерь легионеры.

В то время, когда его друзья ловили и резали молодую, мясистую овечку, дабы достойным образом перекусить перед тем, как снова вокруг зазвучат свистки и команды легатов, а над головой воспарит золотой штандарт легиона, Марк Луций отвел под ближайшее деревце тощую девчонку и задрав ей подол принялся за дело. Есть ему разумеется тоже хотелось, но не будишь же рвать зубами сырое мясо. К тому же в благородном искусстве разделывания туши у него имелся существенный пробел, зная о котором юный легионер не спешил выказывать удаль, портя шкуру несчастному животному, и занялся тем, что было ему приятнее и привычнее.

Нежно припекало весеннее солнышко, в траве шебуршали жучки, а над сочной свежей травой порхали бабочки. Марк Луций размеренно вдувал пастушке, стараясь не замечать ее костлявости, и слушая пения птичек и предсмертный хрип вкусной овечки, которые слились для него в единую божественную мелодию. Да, Марк Луций был истинный поэт, никак не хуже благородного Марка Туллия Цицерона, творения которого отчего-то не вызывали в душе нашего героя ни малейшего отклика. Да и о чем он пел?.. о том же о чем пели все вокруг – о женщинах. А вот он – Марк Луций, разве он не воздает дань красоте и любви? Разве не служит Венере, и может быть даже в результате этого совокупления, безродная плебейка зачнет в своей утробе потомка благородного рода, прославившись через это. Хотя, вряд ли, он ведь не собирается открывать девке свое настоящее имя. Он вообще не будет с ней разговаривать, а стало быть, откуда ей знать, как звали отца ее будущего сына. И надо же чтобы именно в этот момент отвратительный запах свежего дерьма оскорбил благородный нос легионера, поэта и ценителя женских прелестей.

Марк Луций повернул голову, силясь отыскать источник зловония и к величайшему отвращению обнаружил, что это он сам невольно подмял правым сандалим кучку свежего собачьего говна. Настроение тут же упало, не позволив вкусив итог наслаждений. Марк Луций оправил одежду, и горестно вздыхая, направился к друзьям по дороге старательно вытирая загаженный сандаль о траву.

Говорят, что именно этот неприятный конфуз Марк Луций пронес в памяти через всю жизнь, и, сделавшись после центурионом, а потом легатом завел обыкновение уделять особое место сортирам, дабы не вляпаться ненароком еще и в человечье дерьмо.

Для наведения дисциплины, Секст Цезарь приставил к нам четырех десятников из первого легиона, что было весьма почетно. Поначалу я простодушно решил, что на четырех надзирателей у нас стало больше, но ребятам было велено подчиняться Ироду, что они и выполнили, быстро организовав прием желающих проходить воинскую службу крестьянских пареньков, и раздавая на право и налево подзатыльники и зуботычины, занимались муштрой и воинской дисциплиной.

Поставив Ирода на новый пост, Секст Цезарь практически не касался его дел, справедливо полагая, что сын Антипатра обойдется без нянек. Впрочем, он был более чем желанным начальником, к которому можно было обратиться за советом и помощью. Так что, если Ироду было нужно переговорить с Секст Цезарем, он слал голубей, или направлял меня, в крайнем случае, ехал сам. Если же Сексту нужно было передать что-то нам, он высылал своего помощника Силлая [45] Силлай знатный сириец, правящий впоследствии царством вместо неспособного управлять страной царя Обода. Официально Силлай занимал пост первого министра. Этот человек отметился в истории в связи с персоной Ирода царя Иудеи. В дальнейшем он неоднократно будет появляться и на страницах этого романа. , сирийца по рождению, весьма знатных кровей, который приносил послание в день нашего с Иродом первого визита в Сирию. Вежливый и расторопный, Силлай отличался дипломатической любезностью, и умением настолько хорошо скрывать свои чувства и доверенные ему клятвы, что можно было позавидовать. Впрочем, пройдет, чуть более двадцати лет, и я узнаю, о скромном Силлае нечто такое, что объяснит и его таланты и скромный, невинный вид.