Людмила Сурская - от любви до ненависти...

Михаил, стойко выдержав взгляд царя, не дрогнул.

— Отдыхает, мин херц, разочарование…

Меншиков, приехавший в посольском поезде и бывший при царской особе на балу, отвёл глаза и ухмыльнулся: «Долго отдыхать будет, наверняка, до конца бала».

Пётр сощурил глазки, они из огромных враз превратились в щёлочки.

— Ну да мели Емеля… Куда приложил?

Михаил щёлкнул каблуками, аж зазвенели в смехе шпоры.

— Государь, жить будет, — заверил он его.

— А маркиз?

— И кот этот тоже… отдыхает… А чё ему сделается… Даже кружева не помял.

Пётр повёл усами вверх, вниз.

— Мужичьё… никакого понятия. Это ж… дворянская кровь…

Михаил таращил глаза.

— Государь, да разве это дворяне… — коты и попугаи…

— Но-но… Поговори у меня… французких маркизов…

— Больше не буду…

— Вот то-то…

Катерина прыснула в кулачок. Пётр тоже спрятал улыбку в подстриженных усах.

— Вот не можешь ты, сокол мой, по — европейски.

— Я шпагу, мин херц, обнажаю только на врага. Для дураков у меня завсегда припасён кулак. Очень эффективное средство.

Крыть царю было нечем. Пётр, тем не менее, указал Михаилу на угол за колонной: «Считай, что тебе повезло. Не высовывайся». Тот кивнул и послушно последовал в направлении указанном царём.

Кэт немного побаивалась. Россию считали варварской страной, а Петра русским медведем, но приняты они были в высшей степени доброжелательно. Народ шушукался рассматривая Кэт и Петра в лорнет. А русский медведь с медведицей весьма не дурны. Воспитаны, начитаны, умны, красивы… Разговаривают на многих языках, разбираются в музыке, литературе, живописи, скульптуре, архитектуре. А его подруга ко всему прочему ещё и грациозна, обворожительна, проста в общении. Пётр сам не сводил с Кэт полных восторга глаз. У него было много женщин. Были и очень красивые. Их было так много, что он не помнил даже их имена, но ни одна не могла сравниться с ней. Ни одна из Евиных дочек не обладала тем чувствам магнетизма, который исходил от Кэт.

— Послушай, детка… — он произнёс это понизив голос и наклонившись к её милому личику, — пойдём-ка веселиться. Нам выпадает так мало времени быть вместе счастливыми.

Они, не скрывая своих чувств, дарили друг другу улыбки и были обворожительны.

А Меншиков наблюдая за ней, мрачно усмехаясь, кусал губу: «Да, красотка великолепна. Какая изумительная упругая походка, длинная шейка и дивные ручки. Царю как мёдом намазали, да и кто б отказался от такого блюда… Опять же характер насколько твёрдый, на столько и податливый. Сошлась со всеми…» Алексашка не додумал, что лишь с ним держалась крутенько. Но он время зря не терял, как всегда мудрил. Мудрил в свои плюсы. Эта поездка удачный случай избавиться от неё. Нейтральная территория. Но подобраться к ней, чтоб не вызывать подозрений, не смотря на неимоверные старания не удавалось. Да и во многих планах под удар попадал царь, а этого Алексашке было не надо. Рановато. «Как заколдовали ведьму!» — скрипел зубами он задыхаясь злостью, вставал столбом посреди аллеи. Где ещё он мог быть самим собой. Всё имеет свои глаза и уши, даже стены.

А Кэт и Пётр между делом наслаждались временем подаренным им судьбой. Они посещали званые обеды и приёмы. Их не могли не приглашать, всем было интересно посмотреть на царя Московии, побившего шведа и надоевшего всем выскочку Карла. Пётр возил её по паркам и дворцам, обещая, что в Петербурге сделает не хуже. Меншиков посматривая на фонтаны, скульптуры и цветники вздыхал:

— Красота, мин херц!

Пётр кивал кудрявой головой.

— Чужая красота. Мы обязаны свою жизнь сделать не хуже. Человек должен жить на своей земле и стараться для неё. Ничего дайте срок и они будут приезжать удивляться нашим городам и нашему блеску.

Кэт знает — так и будет. Он во всём велик. Что в плохом, что в хорошем. Если любит, то до конца. Ненавидит — до уничтожения. Непременно построит такое, какого нет нигде в мире и на века. Сильною рукою он дал новое движение России и возврата в старину уже не будет никогда.

— Государь, а если понравится и привыкнут? — ухмылялся Алексашка. — Вон наших сколько сюда загнали. Москва не Париж!

Зорко наблюдая за вьюношами, Пётр примирительно, но несколько суховато произнёс:

— Пусть едут. У них есть выбор. Свобода. Это вольная птица. Вернутся. Там много соблазнов, но нет возможности распустить крылья. Они для полёта созданы. А я даю им возможность разбега. Даю возможность парить над Россией. Я реалист. Будет отсев, безусловно, но не большой. К чужбине привыкнуть нельзя. Ностальгия сожрёт. Тоска загложет. Вернуться, куда им деваться, если они любят Россию. Тоска по родине вернёт. — Он покосился на Кэт и добавил:- К чужим краям привыкает только женщина. Так определила природа. Для неё дом рядом с любимым.