Людмила Сурская - Оборотень или Спасение в любви.

Она бежала, мелькая за стволами деревьев. Развевающееся белое платье, путаясь в траве, сковывало её движения. Подхватив, дрожащими руками подол, мешающий её бегу, цепляясь носками модных туфелек за старые вылезшие на поверхность земли, и от этого высохшие корни, она с трудом дышала. Неведомая сила несла её на совершенно непослушных ногах вперёд. Щёки женщины, несмотря на бег, оставались, бледны, а лицо несчастно. Она падала, царапая руки в кровь, поднималась, и бежала дальше, вперёд, к месту дуэли, где решалась судьба её счастья и семьи. «Немедленно, сейчас же остановить эту глупую стрельбу. Жорж сошёл с ума! Бог мой, какая нелепица! Как он мог решиться стреляться с бароном! Все знают, какой меткий он стрелок, и какие страшные истории про него рассказывают. Что за беда, его интерес и ухаживания ко мне. Мне дела нет до них. Он знает, я люблю только мужа. Граф сам держал его за друга и привёл в наш дом. Ах, Жорж, что теперь будет!» Шляпка, скатившись, упала, болтаясь на ленте, била по спине, волосы растрепались. Когда прогремел выстрел, она вскрикнула и, зацепившись носочком туфельки за подвернувшуюся кочку, упала без чувств. Сколько провалялась так, без сознания, трудно сказать. Очнулась от того, что огромный доберман лизал её белое без кровинки лицо, а потом, оскалив пасть, как будто ухмыляясь, задрав здоровыми лапами на ней платье, принялся рвать с неё одежду, добираясь до тела. Страх сжал сердце и безобразно выкатил глаза: «Господи, что это?» Лиз хотела закричать, но голоса не было, попробовала подняться, но пёс, навалившись мощной грудью, свалил её вновь. Лиз вдруг почудился в том псе оскал барона. Ей вспомнились враз все невероятные истории, что нашёптывались о нём в салонах, и она, охваченная отчаянием и страхом, вновь потеряла сознание. Очнулась от тяжёлого дыхания над собой и капель горячей слюны на лице. Лиз в ужасе отшатнулась от него, прикрывшись рукой. Доберман насиловал её, поняв это, она дико закричала. На этот раз голос прорезался. Но ей это мало помогло. До темноты провалялась в кустах. Пёс, карауля и виновато поглядывая на неё, лежал невдалеке. Было ясно, что он перегрызёт горло каждому, кто посмеет подойти к Лиз. Но ей было всё равно. Она уже ничего не боялась, просто подняться, и идти не было никаких сил. Какую-то часть пути ползла, волоча исцарапанные собачьими ногтями ноги. В поместье пришла к полночи, подранная псом одежда с трудом прикрывала тело. Пёс, сопровождая, шёл поодаль. Качающаяся от слабости и потрясений она упала на кровать. Спала, спала… Очнувшись, узнала, что Жорж смертельно раненый скончался. Было бы наивно предположить что-то другое. Слёз не было, только боль сжала сердце, да пустота поселилась в груди. Сидела и смотрела перед собой. Потом забралась в ванную и долго с остервенением, натираясь мочалкой, мылась. Удар, что приготовила ей судьба, оказался невероятно тяжёлым, почти сокрушительным. Жизнь потеряла смысл.

После похорон оставаться в поместье не могла. Страх рвал душу. Выходить из дома не решалась — везде чудился доберман. Постоянно хотелось залезть в ванную и мыться, мыться, бесконечно поливая себя водой. Ощущение горячей слюны и собачьего дыхания не отпускало, а от воспоминаний того, что последовало дальше, её начинало морозить и трясти. Из каждого угла тянул к ней лапы ужас. Свечи горели днём и ночью. По совету врача, забрав сына, переехала в Москву в дом, доставшийся ей по наследству от отца и обновлённый новыми постройками мужем. Но лучше и спокойнее не становилось. В состоянии глубокой депрессии даже пыталась покончить с собой. К счастью, Лиз удалось спасти. Но вернуть её душевный интерес к жизни не смогли. Забросив ребёнка и ни с кем стараясь не общаться, она отказывала в приёме всем, прячась от людей. Надеялись — время лечит, и графиня потихоньку придёт в себя. Но дни бежали, переходя в месяцы, а она, по-прежнему не желая ни с кем, ни говорить, ни общаться не покидала своего добровольного заточения. Общество быстренько сочинило, носило и смаковало очерёдную сплетню, а именно: красавица Лиз серьёзно больна, у неё проблемы с рассудком, она сошла с ума. Любителей посплетничать хватало, пусть самую малость и возможно беззлобно, но старались. Носились эти сошедшие с языков сплетни по всей Москве. И слушателей, и носителей их хватало. Известие докторов, о том, что беременна, прозвучало для графини не хуже грома среди ясного неба и свело её на самом деле окончательно с ума.