— Вижу. Ну и что?
— Так это мое знамя бортевое. Все мои борти такими мечены. И сколько их, говорить нельзя. У лесовика ухо вострое, услышит, обязательно перетешет. Его медом не корми, дай позабавиться. Шалит старый хрен, что с него взять. Топор вон и то обиделся, а лесовик… у него за каждым пеньком уши расставлены.
— У тебя мед-то есть? — спросил Варяжко.
— Есть. А как же.
— Нынешний?
— Что ты, господин мой, нынешний рано брать. Прошлогодний.
— Ну поедем, угости князя своего.
— Идем. Как не угостить, мы все тут в княжьей воле. Я вот только ситак заберу.
Бортник отошел, вытащил из кустов мешок, в котором угадывалось что-то круглое.
— Что там еще за ситак? — спросил Святополк. — Покажи.
— А гляди, господин мой. — Бортник с готовностью раскрыл мешок. — Эвон мой защитник.
— Навроде шлема, — удивился княжич.
— Угадал, князь, угадал. Шлем это, но не от меча боронить, от пчел, вишь, тут и сетка конского волоса. Вот он и зовется ситак. Без него к рою не подступишься, загрызут пчелы-то. Взял, думал в дупло заглянуть, много ль натаскали работницы мои, да передумал. Будет с них долбежки моей, поди, и так сердятся на стук мой.
Они направились к дороге, Святополк спросил бортника;
— А лезиво почему не взял?
— А кто его возьмет? А завтра приду, оно уже закинуто, зацеплено. Залезу и стану кончать, долотья с молотком там у меня в дупле оставлены. Топор вот, вишь, не захотел от хозяина отставать.
Бортник не стал садиться на воз, хотя и был приглашен.
— Я так дойду, тут рукой подать.
Даже мешок с ситаком не положил на воз, нес за спиной. Шагал у телеги. Помолчал, спросил осторожно:
— Сказывал тут проезжий один, что в Киеве богов всех иссекли. Верно ли аль сбрехал?
— Верно. Не соврал проезжий.
— Это как же без Перуна-то, без Волоса? Рази так с богом можно? Ему ведь не долго и наказать.
— Так великий князь решил. Он велел греческому Богу молиться.
— А он какой из себя-то, греческий?
— Он невидимый.
— Невидимый? — удивился бортник. — Надо ж. Перун и молоньей и громом хлещет, Волос вон скотину обихаживает. А этот что может?
Варяжко не знал, что отвечать бортнику, потому что и сам еще не разобрался в греческой вере, хотя уже и носил нательный крест. И самому-то трудно было забыть Перуна, которому столько лет молился и который нет-нет да и пособлял в делах.
А когда показалась веска в три двора, бортник сказал:
— Ну Киев как хочет, а мы тут Перуна не дадим в обиду. Он отцам нашим, дедам верно служил и нам послужит.
«Ну там видно будет, — хотел ответить Варяжко, но не решился, лишь подумал: — Не скоро сюда греческая вера придет, ох не скоро».
— А вот и моя истопка, — сказал бортник, останавливаясь у ворот крайнего двора.
Во дворе взлаяло несколько собак, они кинулись к воротам, но, услыхав голос хозяина, стихли, заскулили радостно, завиляли хвостами.
Обоз остановился. Варяжко со Святополком слезли с телеги и пошли к распахнутым воротам, где ждал их бортник, успокаивая собак:
— Это свои. Нишкните! Ну!
— Сколько их у тебя? — удивился Варяжко.
— Да с полдюжины будет. Без них здесь нельзя. Зимой волки одолевают, а то может и медведь-шатун наведаться. А ныне по лесу много бродней появилось, лихие люди.
— Откуда ж они являются?
— Как откуда? — удивился бортник. — Многие из Киева бежали от крещения, а кто от хозяев утек. Нет, без собаки у нас пропадешь.
— А по бортям лазят бродни-то?
— Бывает и такое. Однако пчелы-кормильцы себя в обиду не дадут, могут до смерти закусать. К ним без ситака и дымаря даже я не могу сунуться, а уж чужак и подавно.
Выглянувшей из избы женщине хозяин приказал:
— Принеси ложки в холодную клеть в медовушу.
Открыв клеть, он пригласил туда гостей и, так как окон в ней не было, оставил дверь открытой. Вдоль стены в клети стояли длинные долбленые кадушки, плотно закрытые крышками.
— Это кадолби, — сказал бортник, кивнув на кадушки. — В них я мед берегу. А вот лабзены, — он снял с полки берестяную посудину, — в нее я мед собираю во время медолаза. Ну а это медорез, им я срезаю соты с медом. Вот, кажется, и все поведал я вам. Ах да, вот еще и дымокур. Прежде чем в борть лезть, я пчел дымом окуриваю. Он им не по нраву, они от него сговорчивыми делаются. Им не до меня, от дыма чумеют.
Святополк с интересом рассматривал орудия бортника и даже примерил на себя ситак. Все ему тут было в диковинку, и он не скрывал этого, что, судя по всему, нравилось хозяину.
Хозяйка принесла две деревянные ложки и, отдав их мужу, тут же исчезла.
Читать дальше