Антон Хижняк - Даниил Галицкий

Размеренно, степенно шагают пешцы-смерды, словно в поле на пахоте. Любуется ровными рядами пешцев и Теодосий, а мыслями уносится далеко — к оселищу под Галичем, где умирает обессилевший друг Твердохлеб.

Солнце припекает все сильнее и сильнее. Жарко Беле в ратном рыцарском наряде, под железным панцирем ноет тело, шлем сжимает голову.

Кажется, уже все. Но нет, еще идут возки; это новая выдумка Даниила — возить для войска хлеб, соленое мясо, пшено. И пешцев на этих возках подвозят. Возки катятся по два в ряд. А где же первые полки холмские? Далеко уже ускакали! Большое войско.

Бела ни слова не сказал Даниилу, лишь качал головой да украдкой на послов поглядывал: пускай видят, какие у него сильные союзники! Заботливо снарядил свое войско Даниил и сам оделся как на праздник. Как хорошо сидит на нем кафтан из красного бархата, отороченный золотом! Зеленые сапоги украшены золотыми пластинками. Во всем видна рука искусных мастеров. Бела морщится. «Этот негодный Лаврентий нашептывал, клеветал на русских… У русских учиться надобно».

Прогремел последний возок. Бела учтиво поклонился гостям, приглашая их в замок отдохнуть. Даниила он пропустил первым.

После встречи с Белой Даниил отправил войско домой. Он сам заехал в Краков, к польскому князю Болеславу, чтобы договориться с ним жить без вражды. Даниил относился к нему как к собственному сыну, только сердился на него за строптивость. Даниил мог бы силой заставить его уважать русских, но хочется мирными словами урезонить, ибо что ни говори, а все же русские и поляки — словно братья. Потому и задержался он в Кракове, потому и ехали сюда к нему гонцы от Василька с важными делами. Да и послы из чужих земель находили тут его.

Сейчас у Даниила мних Борис. Он уже вторично после свадьбы Доброславы приходит от Александра Невского.

За окном шумит дождь, капли стучат в окно. Даниил смотрит во двор. В эту дождливую погоду и сад кажется хмурым, черным. Даниил резко поворачивается к Борису:

— А что князь Александр еще молвил?

Борис тихим, послушническим голосом отвечает:

— Ничего. Это и князь Александр глаголил, и митрополит Кирилл.

Князь снова смотрит в окно. Пробежал дружинник, согнувшись под дождем. На лужах вскакивают пузыри.

«Итак, татары двинулись! Хан Неврюй разбил войско Андрея Ярославича, зятя любимого, еще ни разу не виденного. И сюда, наверно, Куремса пойдет, — видно, догадались нечестивые, что и на севере, и на западе против них единодушно выступают».

— А ты давно видел князя Андрея и дочь мою Добро-славу?

— Давно, перед битвой видел.

— Откуда же ведомо тебе, что они живы остались?

— Верное слово, живы! — скороговоркой отвечает Борис, желая успокоить Даниила. — Я сам с дружинником разговаривал, он князю Александру привозил привет от князя Андрея. И Андрей Ярославич, и дочь твоя Доброслава на север от Новгорода выехали. Нельзя было оставаться — татары могли убить. Надобно на какое-то время от них подальше укрыться.

Борис уже устал стоять, ноют старческие ноги.

— Поехала, — вслух думает Даниил. — Жива дочь моя.

Он закрывает глаза и представляет Доброславу, какой она была в день отъезда из родительского дома.

— Иди, Борис, к Андрею-дворскому, скажи, пускай накормит тебя. Если понадобишься, позову… Постой, скажи дворскому, чтоб каждый день мед тебе давал.

На лице Бориса промелькнула еле уловимая улыбка, он низко поклонился — князь Даниил всегда отгадывает его мысли.

…Пока Даниил разговаривал с Борисом, папский легат Опизо ходил с обиженным видом по светлице. Он морщил лоб, косо поглядывал на княжьего дворского.

— Может, скажешь князю, что я ухожу?

— Нет, он велел мне, чтоб я попросил тебя обождать. Он скоро позовет.

Опизо шагает из угла в угол. Вспоминает рассказ Плано Карпини об этом князе. Учтиво, сердечно встретил он тогда Карпини, долго тот хвастался княжескими подарками. А тут Даниил сам в гостях у краковского князя — и так невежливо встречает папского посланца! Опизо встал, чтоб уйти, но тут дверь открылась и, кланяясь, вышел русский монах. Разгневанный Опизо удивился: «С простым монахом князь так долго разговаривал!» Борис, увидев чванливого католика, изобразил на лице смирение. Отвесив папскому послу низкий поклон, он попятился к двери. Дворский подошел к легату.

— Прошу, отче, к князю. — И открыл перед ним дверь. Опизо нетерпеливо направился в светлицу князя.

Даниил, вежливо поздоровавшись, пригласил сесть.