Антон Хижняк - Даниил Галицкий

Свист повторился, теперь уже ближе, и дружинники бросились в густую чащу. Но внезапно свист оборвался, и в таборе всполошились: может, это татары…

Даниил велел собраться вместе. Двинулись в противоположную от Холмской дороги сторону. На месте остались только Андрей-дворский с дружинником. Они укрылись за дубами и вскоре услышали треск веток и голоса. Через минуту на полянку выскочил Теодосий.

— Никого нет! — с досадой выкрикнул он. — Снова князь Даниил будет браниться. Да они совсем ушли! — закричал он, увидев, что костер залит водой. — Идите сюда, отдохнем! — И продолжал рассказывать: — Тут вот жил князь Данило, а я — там, в землянке. Так привык к ней, что и в дом не пойду больше. Отдыхайте, а я князя буду искать.

— Не ищи, я сам тебя нашел, — промолвил князь, выходя из-за деревьев.

К нему подбежали Василько и сыновья. Анна вскочила и простерла руки. Рядом с ней стояла Доброслава. Увидев отца, она так обрадовалась, что и слова не могла вымолвить. Протянув руки, шел к князю митрополит Кирилл.

Безрадостным было это путешествие по Волыни. Будто на такую землю попали, где люди и не жили никогда. Сколько ни ехали, никто не встречался на пути. Только торчат разрушенные стены. Хотя бы одна душа живая вышла да рассказала о страшной буре, опустошившей этот край. В оселищах не видели скотины, будто у смердов не было ни лошадей, ни коров.

Быстро проезжали эти пепелища, не огладывались, чтобы сердце кровью не обливалось.

Кирилл ехал рядом с князем.

— Сызнова все начинать будем, княже, — сказал он, когда подъехали к оселищу.

Но Даниил не дал ему закончить, замахал руками и, обрадованный, закричал:

— Сюда! Сюда иди!

Возле крайнего двора стояла старушка и испуганно глядела на всадников. Оглянувшись, она бросилась бежать от них. Теодосий, спешившись, подошел к ней.

— Иди сюда, бабуня! Мы русские, мы не татары! Старушка все же скрылась в развалинах. Вскоре оттуда вышел старик в длинной рубахе, подпоясанной веревкой. Он удивленно смотрел на приезжих.

— Иди сюда, ближе, — позвал его Даниил.

Старик, оглядываясь, медленно подошел к ним.

— Почто ты здесь, старче? — спросил Даниил.

Дед остановился и, поклонившись, ответил:

— Жить тут собираюсь. А ты кто еси?

Кирилл улыбнулся.

— Князь Даниил это, дедушка.

— Князь! — Старик снова поклонился. — А я и не ведал… Смотрите, ничего здесь не осталось.

— А кто еще есть в оселище?

— Никого нет, мы первыми со старухой пришли. А завтра в лес пойдем, к своим. Можно ли уже возвращаться? — спросил он всадников.

— Можно, можно, отец, тоурменов уже нет, — ответил Даниил, тронув коня.

Они поехали, а старик стоял и долго смотрел им вслед. Теодосий толкнул Богуслава.

— Видишь, Богуслав, старик говорит: «Жить будем». Не покорил Батыга наш народ, снова жить будем!

Даниил, как и раньше, сел в Холме. Этот город миновал Бату-хан, побаиваясь, чтоб не повторилось то, что было в Кременце.

Отсюда, из Холма, Даниил ездил по всей Галицкой и Волынской земле. В разрушенном Берестье оставил Семена Олуевича, в сожженном Владимире людей собирал князь Василько. Русская земля поднималась из пепла, русский люд возвращался из лесов, снова начиналась жизнь.

же десять дней находился в Галиче Яков, стольник князя Даниила. Ничем не приметный, он держался в тени, а теперь, когда больше помощников понадобилось, Даниил и его к делу позвал. Повелел ему поехать в Галич и присмотреться, как хозяйничают бояре, почему вестей в Холм не шлют, почему молчат, словно их там и вовсе нет. Якову не хотелось ехать. Он хорошо знал боярина Доброслава Судьича. Один голос Доброслава чего стоит, начнет говорить — будто гром гремит. А когда прищурит черные злые глаза да нахмурит брови, жутко становится.

Бурей прошел Батый. Все разрушили на своем пути татары. Но теперь татар нет, и галичане снова принялись за дело. Да только вот бояре снова стали противиться; до Даниила весть дошла, что вновь они крамолу замышляют. Потому и захотел он разведать, что творится в Галиче…

Яков сидел у стола и поглаживал бородку. Плохо растет треклятая борода! И голос у Якова тонкий.

— Пищишь ты, как старуха, — насмехался над ним Теодосий, — и носик у тебя маленький, как у дитяти. Видать, Тебя сызмальства мать носом о стенку терла?