— Я не могу подтвердить ваших предположений, — сказал Филипп, — но скажу, что всегда предпочел бы самую неравную дуэль и смерть долгому заключению и допросам, могущим окончиться смертью на костре.
Д’Эстанж не сказал на это ни слова. Несмотря на свои родственные отношения с Гизами, он, подобно многим другим дворянам-католикам, осуждал преследование гугенотов.
Выйдя из городских ворот, они спустились к берегу реки и прошли подальше в сторону от дороги. Там противники молча сняли с себя верхнее платье и куртки.
— Господа, — сказал д’Эстанж, — я убежден, что дуэль не необходима. Если господин де Фонтэн выразит сожаление, что он не с должным уважением говорил с моим доверителем, то последний, я уверен, с радостью примет его извинение.
— Я такого же мнения, — сказал Луи де Фонтэн, — и я уже сообщил это моему кузену.
— А я уже сказал, что не желаю извиняться, — возразил Рауль. — Я хочу биться не за себя, а за короля, и убежден, что этот молодой человек, кто бы он ни был, дворянин ли или крестьянин, каким я его видел недавно, злоумышляет против его величества.
— В таком случае нечего терять время, — сказал серьезно д’Эстанж. — С своей стороны мы сделали все, чтобы предотвратить эту в высшей степени неравную борьбу.
Раздраженный замечанием о неравной борьбе, в справедливости которого он также был уверен, и втайне презирая своего противника, Рауль с ожесточением напал на него, уверенный в быстром исходе борьбы. Однако, выражение его лица быстро изменилось, когда Филипп с ловкостью и силой отразил удар, которым Рауль намеревался сразу покончить борьбу.
В продолжение нескольких минут ни один из противников не получал перевеса.
Рауль выходил из себя и нанес наконец своему противнику такой удар, который, казалось, должен был сразу с ним покончить, но Филипп искусно отразил его и с быстротою молнии вонзил свой меч по самую рукоятку в грудь врага.
Рауль пал мертвым.
— Кто бы подумал, — воскликнул д’Эстанж, — что знаменитый дуэлист Рауль де Фонтэн получит смертельный удар от руки юноши!
Между тем к месту дуэли подъезжал с отрядом граф Дарбуа, губернатор Ажана. Он ужаснулся, увидев мертвым Рауля де Фонтэна.
— Какое несчастие! И в такую минуту! Кто оказал такую плохую услугу его величеству; не вы ли, господин д’Эстанж?
Узнав подробности происшествия и расспросив Филиппа о его происхождении и религии, губернатор, несмотря на настояния д’Эстанжа, приказал арестовать его.
Двое солдат с обнаженными мечами повели Филиппа в город.
На пути он заметил Пьера, спокойно смотревшего на проходивших солдат и пленника. Его отвели в замок и заключили в камеру в башне, окна которой были снабжены железными решетками и выходили на реку.
Не веселой представлялась будущность Филиппу.
Бегство королевы Наваррской лишь подтвердит подозрения против него, и судьба его будет решена. Он был уверен, что Пьер сделает все возможное, чтобы спасти его, но едва ли ему это удастся, несмотря на всю его изобретательность. «А все-таки я попробую дать ему знать, где я заключен, — думал про себя Филипп. — Он узнает мою шляпу с тремя длинными перьями, если я выставлю ее из окна».
Он взял шляпу и просунул ее сквозь решетку.
Целых два часа стоял он таким образом со шляпой в руке, пристально наблюдая за каждой лодкой, проезжавшей по реке.
Наконец он увидел лодку с двумя гребцами и человеком, сидящим на корме, в которых узнал Пьера и двух своих солдат. Он увидел, как Пьер, смотревший на замок, вдруг хлопнул в ладоши и что-то сказал гребцам. Уверенный теперь, что сигнал его замечен, Филипп втащил шляпу в камеру, продолжая смотреть на удалявшуюся лодку.
— Больше мне нечего делать, — сказал он, — теперь все в руках Пьера.
Некоторое время он прислушивался к шагам часового, ходившего взад и вперед перед его дверью, а затем заснул и проснулся только, когда услышал как отпирают дверь его камеры.
Вошел человек в сопровождении двух солдат и поставил на стол жареного цыпленка, бутылку вина и хлеб.
— Господин д’Эстанж кланяется вам и посылает это, — сказал он. Затем Филипп снова остался один.
Часа два спустя после наступления ночи, он услышал шум во дворе замка, как бы от движения конницы. Ему пришло на ум, что получено приказание от двора захватить королеву, и что отряд всадников выступает с этой целью.
«Успеют ли предупредить королеву, — думал Филипп. — Можно с ума сойти, сидя в заключении, когда знаешь, что успех всего дела висит на волоске».
Читать дальше