Кемаль Тахир - Глубокое ущелье

У двух голышей все зубы были вырваны, и их рты зияли, как черные колодцы.

Но у каждого на поясе висели кожаные кисеты, отделанные шитьем.

Рыцарь еще не знал, что абдалы Рума открыто курят опиум, и потому не понял, для чего им кисеты: для огнива эти были слишком велики, для харча — малы.

Великан снова застучал в дюмбелек, приговаривая:

— Наш покровитель Адам в кости рай проиграл. Эй, мудрецы, держите меня! Я сорвался с цепи! — Он поднял руку, призывая к молчанию своих спутников, и, словно читая молитву, продолжал: — Внемли тому, что молвит Человек-Дракон, дервиш Пир Эльван!

Источник слова — сердце! Сердце — вместилище истины. Кто видит лишь внешность, своими руками накинул на шею себе петлю небрежения. Кто сердце не знает — ишак! Откуда понять ему сущность жемчужины! Тело твое лишь оболочка, что дана тебе лишь на время. Суть, заключенную в ней, совершенствовать должен ты, эй! И сокровища, скрытые в ней, должен найти ты, эй!

Когда он на мгновение умолк, чтобы перевести дух, Лия, со страхом внимавшая его похожей на молитву, составленной из где-то слышанных фраз бессвязной речи, проговорила:

— Аминь!

Мавро осенил себя крестом. Дервиш продолжал:

— Мы опора дворцов и праха ничтожнее мы! Мы роза на лбу, и мы пыль на дороге! Мы за дичью охотники, мы дичь для охоты!

Мы пошли в ученичество и обучались, ученые мы и других обучили! Мы отцу сыновья и отцы сыновьям! Мы были дождем, проливались на землю, мы тучею были, в небо вздымались. Оставь тех, кто слышал, послушай, кто видел! Чтоб не сбиться с пути, держись лучше следа. О братья, внимайте, настал день расплаты! Здесь люди — глубоки, как море! Как суша, спокойны! Как пламя, что варит сырье, горячи! Свободны, как воды, что к морю стремятся, как ветер, что всюду за день побывает...

Здесь щедрый доволен, скупец здесь — что нищий. Здесь любящих любят, любви не познавшим — позор! Зачем тебе поле, дом и труды? Позор, коль ты впрягся в ярмо! Тучи в небе, ветер в поле, дождь в облаках — для тебя! Тому, кто не знает об этом, позор! Для тебя рождается день, для тебя наступает ночь. Это тело живо душой. Путь известен, и есть проводник. Тому, кто сбился с пути, позор! Эй, те, кто ступает по следу познавших, кто вцепился в подол пробуждения и шагает путем мудрецов, не говорите, что трудно достигнуть обители! Кто взыскует истины, где он взыскует? В самом себе. Как он взыскует? Сорвав облаченье, взыскует!

Произнеся в первый раз слово «взыскует», дервиш двинулся к дому. И вошел в него, проговорив это слово в четвертый раз.

Нотиус Гладиус поглядел на двух путников, подошедших последними.

Пленник хромал. Может, оттого, что сбил ноги в пути, а может, от привычки носить цепь. Цепь была тонкой, но один вид ее болью отзывался в сердце. Среднего роста, худой, с вытянутым восковым лицом и гордой осанкой, пленник был похож на Иисуса Христа, по чьей-то прихоти облаченного в одежду тюркского моряка. Это сходство и страх перед пленом, неотступно преследующий каждого воина, потрясли рыцаря.

Да, попасть в плен — паскудство и позорище. И потому бедные, незнатные воины, видя, что битва проиграна и нет надежды спастись бегством, часто срывают с себя шлемы и кидаются в самое пекло боя, ища смерти. Нотиус давно начал собирать себе выкуп, даже договорился с одним ломбардским банкиром. И все-таки на душе было неспокойно.

Пленника, конечно, мучили и пытали, прежде чем он получал от своего хозяина разрешение отправиться собирать выкуп. А случалось это, когда хозяин оказывался без денег. Отпуская кого-либо за выкупом, он принуждал бедных пленников стать заложниками и, если отпущенник опаздывал или не возвращался в срок, отрезал заложникам уши, носы, пальцы, выкалывал глаза.

Мавро бережно снял с плеча пленника цепь.

— Добро пожаловать, брат! Собрал хоть немного на выкуп?

Тот безнадежно отмахнулся.

— Какое там! Скажи лучше, что слышно об Эртогрул-бее? Говорят, он тяжко болен.

— Не тревожься! Если бы с ним что-нибудь стряслось, мы бы знали.

Увидев на террасе рыцаря, пленник спросил:

— Френк? — Видно было, что он с нетерпением ждет ответа.— Грамоту знает?

— Почему спрашиваешь?

— Может, напишет письмо по-латыни. Как думаешь? Если попросим.

— Полагаю, знает,— решительно ответил ашик.— Будь спокоен, если знает, напишет.

Мавро окликнул Нотиуса Гладиуса.

— Вы умеете читать и писать, мой рыцарь?

— Зачем тебе знать?

— Пленный хочет попросить вас написать письмо по-латыни.

— Найдешь перо да бумагу — напишем.