Агилета - Святая с темным прошлым

К тому времени, как это произошло, Кутузов был военным губернатором [29]Петербурга, а российский престол уже некоторое время занимал Александр I. Внук Екатерины, он стал истинным продолжателем дел своей бабушки и пошел даже дальше нее. Если Екатерина руками гвардейцев расправилась с неугодным мужем, то Александр дал «добро» на убийство родного отца. Впрочем, эта сладкая парочка венценосных убийц всего лишь следовала примеру Петра I, заточившего в монастырь жену и пытками сведшего в могилу сына. Что интересно, и Петра, и Екатерину впоследствии окрестили «Великими», а Александра – и вовсе «Благословенным»; менее бессердечные цари подобных титулов не удостоились.

С таким вот контингентом царствующих особ Кутузову приходилось иметь дело. Однако, верный своей привычке в первую очередь исполнять служебные обязанности, а уж во вторую – оценивать моральный облик начальства, Михайла Ларионович честно управлял вверенной ему столицей. До тех пор, пока не вступился за беглого раба.

Едва ли где-нибудь, кроме России, могла произойти такая душераздирающая история! В бытность Александра I еще не венчанным на царство цесаревичем, он, как и положено, имел воспитателей. Одним из них был швейцарец, Фредерик Лагарп, другим, менее известным, русский, Николай Салтыков. А у Салтыкова была жена [30], к своему стыду и отчаянью довольно рано начавшая терять волосы на голове. К счастью, мода тех времен на парики и умелый парикмахер из салтыковских крепостных помогали ей скрыть сей недостаток на людях, чем можно было бы и утешиться, но госпожа Салтыкова трепетала от страха, что парикмахер может проговориться, ославив ее на весь Петербург. И, как бы молодой человек не клялся барыне, что умеет держать язык за зубами, его хозяйка решила вопрос кардинально. Она установила у себя в доме… железную клетку и заперла в ней парикмахера, выпуская лишь для того, чтобы он соорудил ей очередную прическу.

При переездах из Петербурга в деревню и обратно Салтыкова так и возила несчастного за собой, как животное, лишив его, молодого и талантливого, всякого права на жизнь. И счастье ее, что она не была мужчиной и не требовала от узника бритья, иначе не известно, как долго бы тот удерживался от соблазна полоснуть бритвой по ненавистной шее.

Восемь лет продолжалось это издевательство над крепостным рабом. Но в итоге, улучив момент, мученик сбежал. Госпожа Салтыкова в ярости бросилась за помощью к мужу. А муж – к Александру с надеждой на то, что царь не забыл своего воспитателя. Выслушав сбивчиво изложенную историю, император милостиво кивнул и обещал принять все меры к тому, чтобы собственность Салтыковых была поймана и возвращена в клетку. И, в свою очередь, вызвал Кутузова, поручив ему взять это дело под личный контроль.

Неизвестно, как именно поступил Михайла Ларионович, когда его посвятили в суть событий: открыто ли выразил свое возмущение, или, что более вероятно, спустил дело на тормозах, в дальнейшем скорбно извещая императора, что поиски беглеца зашли в тупик, но Александр справедливо заподозрил, что у военного губернатора есть свое мнение относительно поимки раба и что это мнение не совпадает с царским. Результат был куда более плачевен для полководца, чем некогда в Ахтиаре: Александр объявил Кутузову, что более не нуждается в его услугах.

Удар был пострашнее, чем потеря любимого коня: находясь в том золотом возрасте, когда огромный опыт счастливо подкреплен еще не начавшим таять здоровьем, человек с умом и возможностями Кутузова оказался не у дел. Его лишили всех занимаемых должностей. Не зная, где еще приложить свои силы, он поехал инспектировать свои имения, куда не имел возможности наведываться годами. А там, осознав, насколько его обкрадывал управляющий, с горя заболел.

Эта черная полоса тянулась в жизни Кутузова около трех лет, пока Александр не был вынужден вновь прибегнуть к услугам опального полководца. Три года… не так-то много на первый взгляд, но кто способен оценить, насколько разрушительно для души пережитое унижение? Тем более что поводом к нему явилось столь редкое во все времена милосердие.

А парикмахера, к слову сказать, так и не нашли.

«…Так, будучи живою и здоровою, ощутила я себя погребенной заживо и придавленной могильной плитой…»

Вот и раздался под апрельскими звездами долгожданный возглас отца Даниила: «Христос воскресе!», и более тысячи голосов, ликуя, подтвердили: «Воистину воскресе!», а Василиса со стыдом осознала, что счастлива сейчас не от того, что Спаситель восстал из мертвых, «смертию смерть поправ», а от того, что пришел конец Великому посту, и обвенчаться им с Михайлой Ларионовичем теперь ничто не помешает.