Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

– Похоже на то. Но точно неизвестно, они никому в этом не признаются.

– Вы не считаете наш визит напрасным?

– Ни в коем случае. Приглашение к мадам Помпадур в глазах придворных большая честь. Не беда, что она не слышала игры детей. Теперь о них заговорят все. Любопытство возбуждено. А выступить они успеют. Вот увидите, скоро вы получите приглашение.

– Она не захотела поцеловать Вольферля. А ведь он, как вы сами говорили, такой милый ребенок.

– Во Франции это не принято. От поцелуя сошли бы румяна. Париж – не Германия, господин Моцарт. Франция – изысканная страна, и люди здесь более утонченны.

– По всей вероятности, мадам Помпадур была настоящая красавица, она и сейчас еще хороша.

– Раньше она слыла первой красавицей Франции, – ответил Гримм.

Леопольд улыбнулся в душе: когда нужно, он ни в чем не уступит любому французу.

К вечеру настроение Папы переменилось. Едкость и горечь его замечаний поразили Вольферля. Папа, помогая ему раздеваться, – Вольферль прекрасно справлялся сам, но это было проявление Папиной любви, – вдруг со злостью сказал:

– Никогда нельзя доверять шлюхам!

Вольферль, слышавший слова господина Гримма и проникшийся жалостью к госпоже Помпадур, удивленно спросил:

– А разве она не возлюбленная короля?

– Ну и что же?! Никому не говори, конечно, об этом, но она самая обыкновенная шлюха, и неизвестно, чего ради с ней так носятся. Заруби себе на носу: никогда нельзя доверять шлюхам.

– А госпожа д'Эпинэ? Ведь вы говорили, она возлюбленная господина Гримма.

– Это другое дело.

И Папа не стал ничего больше объяснять. А когда Вольферль спросил, что нашел король в госпоже Помпадур, Леопольд цинично ответил:

– Его величество без ума от собак, лошадей, охоты и табакерок и бранному полю предпочитает постель.

Спустя несколько дней Вольферль получил приглашение сыграть перед королевской четой на королевском органе в Версальской часовне. Озабоченный Папа сказал Гримму, что Вольферль лучше играет на клавесине, по тот ответил: со времен Людовика XIV орган считается королем инструментов и инструментом королей. К тому же это блестящая возможность показать себя; и нимало не озабоченный Вольферль с удовольствием наблюдал, как Себастьян тщательно завивает его парик, чистит жилет и шляпу. Он не испугался и не проникся благоговением, когда ему сказали, что орган, на котором он будет играть, любимый инструмент Франсуа Куперена, прозванного Великим и считавшегося непревзойденным французским органистом. Орган есть орган, важно, чтоб был хорошим.

Вольферлю понравился чистый тон органа, хотя, как ему казалось, тембр мог быть менее резким. Вольферлю долго аплодировали и осыпали комплиментами, но самая важная похвала исходила из уст короля. Обращаясь к Гримму, король сказал:

– Этот музыкальный феномен заслуживает тем большего внимания, что происходит из страны, которая редко дарит миру первостепенные таланты.

Вольферль поинтересовался, почему король не сказал ему этого лично.

– Людовик благоволит к юношам, но боится новых лиц и не знает, о чем говорить с незнакомыми людьми, – объяснил Гримм.

Вскоре дети получили еще одно приглашение: Гримма спросили, не согласятся ли Моцарты выступить перед принцем Конти, На этот раз в волнение пришел даже Гримм.

– Принц – самый образованный человек во Франции, – сказал он Леопольду. – Одно его одобрительное слово – и вашим детям обеспечена мировая слава.

Даже если Гримм преувеличивает, думал Леопольд, все равно это редкая удача.

Леопольд воспрянул духом. Пока дети готовились к концерту, им были вручены королевские подарки: пятьдесят луидоров и золотая табакерка, собственноручно изготовленная королем.

– Знак наивысшего одобрения, – сказал Гримм. – Его величество больше всего на свете гордится своими табакерками.

Сорокашестилетний Луи Франсуа де Бурбон, принц Конти и принц крови, любимый кузен короля, весьма гордился своим музыкальным вкусом. Худощавый, элегантный аристократ, он был личным секретарем короля, выступал в поддержку союза с Марией Терезией и устраивал у себя во дворце лучшие в Париже музыкальные вечера. Чтобы послушать гриммовских вундеркиндов, он пригласил к себе весь цвет общества и самых знаменитых музыкантов.

Леопольда, хотя и глубоко польщенного приглашением принца, слегка тревожило присутствие музыкантов. Но он на преминул внимательно разглядеть обстановку дворца; желая определить, насколько состоятелен его покровитель! Богатство принца Конти произвело на него большое впечатление. Леопольду редко случалось видеть равную по роскоши гостиную. Шелковые гобелены и изящная мебель стоили Целого состояния.