Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

– Весьма польщен вашим визитом, господин Моцарт, – сказал он.

– Если кто и должен чувствовать себя польщенным, так это я, – ответил Вольфганг, но, оглядев Стефани, вдруг насторожился. Он вспомнил, что сорокалетний инспектор немецкой оперы считался одновременно драматургом, режиссером, постановщиком и актером и, как ему говорили, пройдохой не хуже Афлиджио. Но внешне Стефани был далеко не так импозантен, как Афлиджио: губастый, широконосый, со срезанным подбородком, он казался грубым и неотесанным, хотя пользовался репутацией человека просвещенного, остроумного собеседника и либреттиста, который всегда умел добиться постановки своего произведения.

Вольфгангу понравилась квартира Стефани, расположенная на Михаэльплац, в непосредственном соседстве с дворцами, соборами и резиденциями сильных мира сего. Окна выходили в большой тенистый двор, и комнаты были великолепно обставлены. Когда Вольфганг спросил, сколько такая квартира может стоить, Стефани смущенно ответил:

– Пятьсот гульденов. Дороговато, разумеется, но что поделаешь, в моем положении…

Эта сумма превышала годовой заработок Вольфганга в Зальцбурге, и он усомнился, можно ли довериться такому сумасбродному человеку. Но Стефани говорил:

Будьте уверены, господин Моцарт, при моей поддержке ваша опера увидит свет.

– А как насчет «Идоменея»? Вы хвалили его.

– Прекрасная музыка. Это и навело меня на мысль поработать с вами. Но опера на немецком языке – чересчур серьезно для Вены. А вы обязательно хотите, чтобы ваша первая опера в Вене была на немецком, не так ли?

Его первую оперу поставили в Вене, когда ему было двенадцать лет. Но он не стал напоминать об этом Стефани, а просто сказал:

– А что предлагаете вы?

– Либретто о похищении из сераля, – ответил Стефани, – турецкие сюжеты в наше время пользуются в Вене большим успехом. Венцы с удовольствием смотрят на сцене турок, при условии, что они представлены злодеями.

Стефани прав. Вольфганг не мог не признать этого, но, не желая давать в руки либреттиста лишнего козыря или показаться слишком заинтересованным, сказал:

– Почему вы думаете, что из вашего либретто можно сделать зингшпиль?

– Рассказ о том, как Бельмонт, испанский гранд, спасает свою возлюбленную Констанцу из турецкого сераля, очень трогателен и романтичен.

Не следует поддаваться такому случайному совпадению, понимал Вольфганг, но волей-неволей поддался. Бывали моменты, когда он рисовал в своем воображении, как спасает Констанцу из когтей госпожи Вебер, хотя довольно смутно представлял себе все последствия подобного поступка.

– Как же разворачивается драма? – спросил он.

– Действие происходит во дворце паши Селима, который держит в заточении в своем серале красавицу Констанцу, ее служанку Блондхен и слугу Бельмонта – Педрильо. Педрильо работает садовником под надзором Осмина, свирепого надсмотрщика паши. Педрильо, увидев в серале Бельмонта, который попал сюда в поисках Констанцы, представляет его паше, как архитектора, мечтающего поступить на службу к паше. Селим нанимает Бельмонта, и Бельмонт с Педрильо спасают Констанцу и Блондхен из сераля, и…

Тут Вольфганг перебил либреттиста:

– Эта последняя сцена может получиться очень драматичной и волнующей.

– Совершенно верно. Потому что не успевают они далеко убежать, как их ловит Осмин и приводит к Селиму, который обнаруживает, что Бельмонт – сын его злейшего врага.

По виду Вольфганга трудно было догадаться, насколько сюжет произвел на него впечатление, – он просто слушал, что последует дальше.

Затем паша Селим милостиво отпускает четырех пленников, и теперь они могут пожениться, потому что Блондхен и Педрильо тоже любят друг друга. Наступило долгое молчание.

– Вам не понравилось, Моцарт? Что ж, думал Вольфганг, это не Мольер, конечно.

– А как называется ваше либретто? – спросил он.

– «Бельмопт и Констанца».

– Господин Стефани, а нет ли у Бретцнера вещицы под таким названием?

– Господин Моцарт, драмы из турецкой жизни весьма популярны в Вено. Но мое либретто красочно и должно понравиться публике.

– Только вот название следует изменить, – задумчиво проговорил Вольфганг.

– Изменить? – Стефани возмутился.

– Да. Публика не поймет, о чем речь. Если вы хотите заинтересовать турецким сюжетом, это должно явствовать из названия. Например: «Похищение из сераля».

Стефани не хотелось признаться, но такое название, несомненно, звучало лучше.