Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Они пятились к дверям Миллионного зала, не отводя глаз от Марии Терезии. Такой Вольфганг запомнил ее навсегда: суровая правительница, способная хорошо относиться к человеку лишь в том случае, если это не требовало от нее никаких затрат или если человек этот – ребенок, предпочтительно ее собственный.

Леопольд несколько примирился с судьбой, когда его пригласили дирижировать мессой Вольфганга «Dominicus» («Доминикус») в церкви Ам Гоф. Это была большая честь. Иезуитская церковь, старинная и знаменитая, находилась рядом с дворцом Коллальто, где Вольфганг играл в свой первый приезд в Вену. Дирижируя произведением сына, Леопольд позабыл о ревматизме; он чувствовал, что успешно справился с почетной задачей, потому что Вольфганг обнял его потом и ласково пошутил:

– После боженьки идет Папочка.

Концерт состоялся весьма своевременно – через три недели буллой Клемента XIV иезуиты были изгнаны из всех владений Габсбургов.

Через месяц Колоредо вернулся в Зальцбург, а вслед за ним вернулся Леопольд. Узнав, что Мария Терезия неплохо пополнила имперскую казну за счет иезуитского имущества, архиепископ тут же последовал ее примеру.

Это показалось забавным Леопольду, и он сказал Шахтнеру, которого пригласил к себе на новую квартиру, чтобы разузнать, не рассержен ли Колоредо его отлучкой:

– А архиепископ знает, как добывать деньги.

– Его отец – один из главных советников Марии Терезии. С кого же ему брать пример!

– И вы это одобряете? – Шахтнер был вольнодумцем, и у него, как и у Леопольда, среди иезуитов имелись друзья – тот же Буллингер, например.

– Запрещение Ордена не прошло, видно, даром для архиепископа. Он страдает поносом с самого возвращения из Вены.

– Что же его так расстроило?

– Сменится папа – и иезуиты вновь окажутся в фаворе. Ведь их изгнали только из политических соображений. Ну как, Мария Терезия пообещала вам что-нибудь?

– Что вы имеете в виду? – Леопольд смутился.

– Все в Зальцбурге знают, что Гассман тяжело болен и скоро двору потребуется новый капельмейстер. Иначе зачем вам было добиваться аудиенции у Марии Терезии?

– Дураки везде дураки, а в Зальцбурге особенно.

– И тем не менее вы просили место для Вольфганга? Разве не так?

– Правда то, что в Зальцбурге многие страдают не только поносом, но и словесным недержанием, а если оба вида вместе – это становится опасно. Колоредо ничего не говорил по поводу моего отсутствия?

– Он был слишком занят иезуитами.

– Лучше бы он занялся вопросом стоимости жизни. Цены баснословно растут, неизвестно, как мы сумеем прожить на свое маленькое жалованье. Нам придется просить подаяние.

– Леопольд, вам пообещали что-нибудь в Вене?

– Полагаю, всевышний готовит нам иную судьбу.

– Без сомнения. – В голосе Шахтнера звучала насмешка.

Леопольд сказал более мягко:

– Мы с Анной Марией сочтем за честь, если вы согласитесь быть гостем на нашей серебряной свадьбе.

– С радостью. Но ведь вы говорили, что двадцать пять лет исполнилось в прошлом году.

– Двадцать первого ноября 1772 года. Только мы не могли тогда отпраздновать это событие – ездили с Вольфгангом в Италию из-за постановки «Лючио Силлы».

– А Буллингера вы пригласите?

– Разумеется. Он наш близкий друг.

Барбаре Вольфганг решил передать приглашение сам. С сердцем, полным любви, в прекрасном расположении духа он шел быстрым шагом через мост в старую часть города. Вольфганг любил оживленную суету и веселье приемов и балов, ему нравились хорошенькие девичьи лица и изящная музыка, которую он писал для таких случаев: искрящаяся, нарядная, легкая, но уж никак не пустая, с горячностью подумал он; и ему хотелось, чтобы Барбара разделила его настроение. Ему хотелось петь в предвкушении радостной встречи, но он боялся, что своим голосом не сумеет выразить охватившие его чувства. Стоял ясный воскресный день, необычно сухой и погожий для ноября. Вольфганг радовался привычным предметам, встречавшимся на пути. Быстро пройдя через Юденгассе в «Городе бюргеров» и через переулки, такие узкие, что, вытянув руки, можно было коснуться стен противоположных домов, он вышел на широкую Резиденцплац, где стояли в ряд несколько экипажей. При ярком солнечном освещении «Город суверена» выглядел особенно внушительно.

Сегодня Вольфганг без насмешки смотрел на величественные здания Резиденции, собора и крепости Гогензальцбург.

Семья фон Мельк жила в «Городе суверена», поблизости от: дворца, чтобы придворный канцлер всегда находился вод рукой у архиепископа. Площадь, где стоял их дом, несколько в стороне от других домов, была меньше Ганнибальплац, но сам дом значительно больше: трехэтажный, в четырнадцать комнат, настоящий дворец.