Ольга Гладышева - Юрий II Всеволодович

Нет-то нет, уломали Спячея, тронулись, спеша уйти, пока не рассвело.

Конечно, не один Мстислав с дружинниками углядел беглецов. Татары тоже их видели. Они и гонца накануне видели и позволили ему проникнуть в город беспрепятственно. А теперь в открытые ворота начали осторожно, опасливо втекать татарские воины, боясь какого-нибудь подвоха.

Выставив копья, они шагом продвигались вдоль деревянных строений Посада. Их было немного. Но как знать, сколько придет следом.

Дружинники бесстрашно вступили с вошедшими в рукопашную схватку. Мстислав, широкоплечий и могучий, как его отец, одним из первых поверг своим двуручным мечом нескольких татар. Но во все еще открытые ворота начали проникать новые десятки. На поддержку Мстиславу пришли поднятые по тревоге копейщики и мечники во главе с Петром Ослядюковичем. Сражение получилось кровопролитным, но недолгим. Оставшиеся в живых татары бежали.

Ворота снова заперли. И тут только обнаружили, что князь Мстислав привалился к стене, а в живот и в бока ему вонзились три татарских стрелы.

— Не трогать! Не вынимать! — предупредил Петр Ослядюкович.

Это было известно и без него каждому воину: если выдернуть стрелу, кровь уже не остановить, а в жилы сразу смертоносно проникнет воздух.

Но пока бегали за лекарем, Мстислав стал уже бездыханным.

А в княжеском дворце и об этом ничего не знали. Вся семья не отходила от Агафьи Всеволодовны. Она теперь так обмирала, что и надежду потеряли, выживет ли. Армянский лекарь и суздальская травница-знахарка хлопотали около нее, но бесполезно: ни настои, ни натирания не помогали.

Лишь под утро она пришла в себя и, увидев Всеволода, сидящего у ее постели, сказала тихо, умиротворенно:

— Сыночек мой, первенец! Как сладко видеть тебя сильным и веселым!

Все, бывшие в горнице, переглянулись: заговариваться стала великая княгиня. Какое уж веселье Всеволоду — вторую ночь глаз не сомкнувши.

— А то ведь, смотри, у тебя за спиной Владушка со Мстиславом прискорбны и согбенны! Это слезы мои на них пролились и согнули их, это я, грешница, повинна. Но я больше не плачу, и рыданий не будет. Я обещаю детям своим.

Всеволод невольно оглянулся:

— Матушка, Мстислав на дозоре ночном. А сейчас мой черед идти. Мстислав скоро вернется.

— Да-да, — слабым голосом согласилась она, — он на дозоре с братом меньшим. И ты уходишь, любимый мой, Простимся же, дай перекрестить тебя. Скоро свидимся, совсем уже скоро. Епископ Симон мне сообщил. Я теперь спокойна.

— Ей надо исповедаться и собороваться, — вполголоса сказала Христина, — а то не успеем. До полудня надо еще Владимира помянуть.

Всеволод, сдерживая подступивший к горлу горячий комок, вышел из горницы.

За крепостными стенами между тем началось угрожающее движение. Подгоняющие распоряжения татар перемежались жалобными вскриками… русских! От Золотых до Ирининых ворот и дальше, сколько мог охватить взгляд, тянулись темные толпы пленников.

Они простирали к стоящим на стенах руки и кричали:

— Родимые, слобоните нас! Не кидайте на произвол зверям этим! Эй, что же вы там?

Но их соплеменники ничем не могли им помочь.

— Мы суздальские! — неслись крики. — Город наш погиб! — Пожалейте нас, владимирцы!

Захватив и пограбив Суздаль, татары пригнали всех его жителей, а еще и крестьян окрестных сел и деревень. Гнали их жестоко, будто скот, хлестали плетками, слабых или не желавших идти закалывали. Пленные нужны были как рабочая сила и как живой щит при осаде Владимира.

Не найдя великого князя Юрия Всеволодовича в его суздальской усадьбе и опасаясь, что он может откуда-то нагрянуть, татары повели себя торопливее и оглядчивей.

Оградительный тын они начали ставить еще в первый же день, как пришли, сейчас же поспешно заканчивали его: он начинался от Золотых ворот, шел по берегу Клязьмы, пересекал Лыбедь, которая была опасно близка к городской стене, потом тянулся по берегу вплоть до Ирининых ворот, соседствовавших с Золотыми. Теперь осажденным ни подмогу получить, ни путей к спасению бегством не найти.

Это сделалось князю Всеволоду настолько ясно, что он понял всю бесполезность еще дотлевающей в нем надежды. Гибель неотвратима. Он впервые за это время холодно и спокойно подумал: надо сдаваться, нести дары, просить пощады. Надо выполнить все их требования. Пусть берут что хотят. Только пусть обещают сохранить жизнь осажденным. Ведь придет же когда-то отец с войском, дядя Ярослав из Новгорода, к дяде Михаилу Черниговскому тоже послана просьба прибыть ко Владимиру со своими дружинами. Соберемся же мы когда-то совместными силами и тогда сполна рассчитаемся с тобой, Батый!