Леонид Федоров - Злой Сатурн

Чибисов слушал Дягилева, болезненно морщился, когда рассказ участкового прерывался мучительным кашлем.

— Хорошо! — крикнул он в трубку. — Сейчас к тебе выеду. Будь на месте!

Чибисов посмотрел на сидящего у окна лейтенанта Козырькова.

— Заводи мотоцикл, Саша. В Кедровку поедем!..

В полдень они сидели в маленьком кабинете Дягилева, знакомились с собранными им материалами.

— Я первым делом к геологам поехал, — негромко рассказывал участковый, — они мне показали место происшествия. Обшарил, понимаешь, все вокруг и под одной елкой нашел восемь окурков и спичечный коробок пустой.

— Подобрал их?

— А как же. На коробке отпечатки пальцев должны быть. Бандит, видать, долго ждал, нервничал — спичек поломанных много. А раз нервничал, значит, руки потели и отпечатки получатся — будь здоров!

— Будем надеяться!

— Верескова, когда я в больницу пришел, показала, что вместе с ней с катера в Кедровке сошел Пантелей Евсюков, агент-заготовитель сельпо. При вызове его для дачи свидетельских показаний он заявил, что дел у него в Кедровке никаких нет и приезжал он к брату на день рождения. Кроме него, был кладовщик гортопа Постовалов. Приезжал на базу получать полотна для пил «Дружба». Ночевал у Николая Евсюкова.

— Теплая компания подобралась!

— Все заявили, что из дома не отлучались и как засели за стол, так до утра и пировали. Спать тут же завалились.

— Свидетели есть?

— Гражданка Кутырева, соседка Евсюковых. Часов в шесть утра она зашла к жене Николая попросить взаймы дрожжей и видела спящих на полу трех мужиков.

— Выходит, говорили правду. А между тем о приезде Вересковой кто-то все же узнал. Откуда?

— Евсюков рассказал, что на рейсовый катер опоздал. И служебный пропустил, да повезло: Устюжанин ждал Верескову и не отчаливал. Из их разговора Евсюков знал, куда она едет!

— Вот это — самое главное. Думается мне, что кроме этой тройки был кто-то еще.

Чибисов полистал дело.

— Приметы нападающего Верескова сообщила?

— Плохо с приметами. Сознание у нее мутилось, но все же разглядела зеленый ватник и черную кепку. Да еще сапоги ей запомнились — черные, говорит, лакированные.

— Сапоги резиновые, блестели от росы. Это понятно… С ее слов записано, что она ранила нападающего. Справки в медпунктах наводил? Никто не обращался за помощью?

— Запрашивал всех. Никто не приходил. Да рана, видно, пустяковая: крови-то, понимаешь, я там не обнаружил. И смылся он шустро — геологов испугался.

— Кто же это может быть? — Чибисов побарабанил пальцами по столу. Минуты две думал и решительно встал. — Схожу к Евсюковым!

— На работе они сейчас. Дома только бабка одна.

— С бабкой поговорю.

Возле дома Евсюкова Чибисов остановился. Внимательно оглядел ограду, палисадник. Зашел во двор. На крылечке сидела старуха в синем выцветшем сарафане, голова повязана старым платочком. Круглое загорелое лицо в лучиках морщинок. Она сыпала курам крошки и ласково приговаривала:

— Цыпоньки, цыпоньки…

— Добрый день, мамаша, — сняв фуражку, поздоровался Чибисов.

— Здравствуй, здравствуй, сынок! По делу али как?

— По делу, мамаша. Непорядочек у вас. Дом вроде ладный, а кругом грязь и мусор. Помои на дорогу выплескиваете. Оштрафовать придется!

— Штрафуй, штрафуй их, окаянных! Я сколь раз сказывала, да разве старуху ноне слушают? И сноха, и девки — внучки мои — все по-своему норовят сделать.

— Сыну бы сказали, чай, он хозяин.

Старуха махнула рукой:

— Какой он хозяин! Цельный день на работе, а как выходной — беспременно напьется.

— Это у вас недавно гулянка до утра была?

— У нас, соколик. Не приведи господь, как мужики упились. Пьяней вина были. До кроватей добраться не могли, так на полу и спали. Хоть Яшка не стал пить, сразу ушел.

— Это какой такой Яшка?

— Сынок мой, младший. На буровой он работал. Расчет взял и обратно в город подался. По пути домой завернул. Торопился шибко, с мужиками даже за стол не сел.

— Куда же он, на ночь глядя, отправился? До станции отсюда полсотни километров.

— И-и, милай! Это ежели по дороге, а напрямик, через вон ту гору, так часа два ходу.

— А-а, так это я его сегодня на перевозе встретил. Сразу видать, городской парень. Плащ на нем был, шляпа фетровая и туфли желтые такие…. с острыми носками.

Старуха замахала руками, закудахтала от смеха:

— Ой, что ты, милок! Да мой Яшка сроду шляп на голову не надевал. Кепчонка на ем суконная, черная. А заместо штиблет — сапоги резиновые. Так что обознался ты. И не в плаще он, солдатский ватник таскает. Нет, не он то был, обознался ты.