Вадим Полуян - Юрий Звенигородский

Адаш покивал головой:

— Мой отец был посольником. Говорил: московляне роптали, государь, твой отец, тоже побежал в Кострому, предал их. Слабые унывали. Сильные жгли посады, готовились к обороне. Несколько тысяч семей остались без жилищ, без имений. Толпы заполонили Каменный город. Матери вели за руку или несли детей, умоляя, чтобы их впустили. Боясь голода в крепости, им отказывали. Что ты помнишь из того времени? Облака дыма, реки огня, вопли, отчаяние. Одни лишь воры радовались общему бедствию. Представь, что сейчас то же самое.

Князь прекратил расспросы. Ордынцы оживленно переговаривались о своих делах. Насытившись, стали собираться в дальнейший путь.

— Куда тебе надобно, Юрий Дмитрич? — озаботился Тегиня судьбой друга.

— Во Владимир, — ответил князь.

Куда ж ему деться? Эдигей подходит к Москве. Вся округа кишит его головорезами. Государь-братец — в Костроме. Старому дяде Владимиру Храброму, оставленному защищать стольный град, одинокий Юрий — не помощь. А во Владимире — Анастасия, сыновья, наконец, Свидригайло со своими литовцами. Если Москва падет, можно и там организовать оборону. Хотя, как сообщил Адаш, князь Василий надеется на суровую зиму, какую нынче сулят старики. Она не даст великому темнику задержаться под крепостью. Возможно, Кремль и выстоит. А Тегиня обещал, что он с царевичами в Больших Сараях устроит такую баню Булат-Салтану, что тот станет умолять эмира возвратиться домой.

Прощание русского князя с татарами было хлопотным. Спасенный им бывший беклярибек ломал голову: чем еще пособить? От охраны, пусть небольшой, какую могли бы выделить, Юрий отказался наотрез. Путь предстоит окольный — лесами, болотами, переправами. По рязанской земле, потом — через Городец и Муром. Вдвоем с Асайкой можно добираться и месяц, и год: блуждать не переблуждать. Тогда Тегиня с помощью Адаша уговорил принять серебро в дорогу. Решили нанять мужика-проводника хотя бы на несколько переходов, а там можно взять другого. Но главное, Юрию был выделен охранник истинный, природный монгол, коих немного осталось в Улусе Джучи. Этот коренастый воин с характерным азиатским лицом за пять-шесть верст мог углядеть человека, пытающегося скрыться в кустах. Он мог издали уловить дым на стоянке или пар кипящей в котле воды, различал людей и животных за много верст.

— В седле сидит много дней подряд, почти без еды, — завершил рассказ о его достоинствах Тегиня.

— Как звать молодца? — спросил Юрий.

Ордынец почесал за ухом:

— Прозвища ты не выговоришь. Зови ласково по-русски Братоша.

Князь обратил внимание, что монгола вооружили двумя широкими луками и двумя колчанами, полными стрел. Узнал: натяжение тетивы — трудно и вообразить! — около ста семидесяти фунтов, а дострел — двести-триста шагов.

Для Асайки и его господина оседлали монгольских бах-матов, на каких сидел весь конный отряд царевичей.

— Покрывают огромные расстояния с короткими передышками, — пояснил Адаш. — Питаются пучками травы и листьев, что при дороге.

— Вот теперь мое сердце за тебя успокоилось! — порадовался Тегиня.

— Как буду объясняться в пути с Братошей? — недоумевал князь.

— Он знает киргизский. Асай будет толмачом.

Новые друзья крепко обнялись. Искренни были и поклоны с царевичами и ордынским посольником. По самые глаза бородатый проводник Лука торопил:

— Едем, что ли?

Уже сидя в седле, Юрий ощутил, как резко похолодало. При разговорах за трапезой не верил: дескать, старики сулят суровую зиму. Поздняя осень, а ни снегу, ни льда, только дождь. И вдруг — лужи под белой коркой. Тучи в одночасье преобразились. Видно на глаз: заправлены уж не водой, а снегом. Ужели зима свалилась, как Эдигей на Москву?

Четверо всадников устремились на север, конный отряд — на юг.

В один из последних декабрьских дней на Владимирку в виду города вышли из лесу два пеших путника. Рослый русский поддерживал низкого азиата, судя по обветшалой в пути одежде, князь — своего слугу.

Сколько больших перемен произошли за малое время! Если в белой пустыне не узнать зеленую пойму с Клязьмой, в толпах околдованных сном великанов, укутанных в шубы-бармихи из меха зайца-беляка, не увидеть сосен и лиственниц, а в призраке горящих свечей, то бишь колоколен с маковками, сверкающими под зимнем солнцем, не обнаружить города Владимира, то уж Юрия Дмитрича с Асайкой и подавно не опознать в двух бродягах: на одном обноски заиндевелой шубы с господского плеча, а на другом вообще не пойми что.