Виктор Поротников - Игорь Святославич

Когда отзвучали заздравные речи и наскучили пирующим грубые проделки и припевки скоморохов, он громко обратился к хозяину дома:

— Дозволь, князь, иным песенным ладом слух твой порадовать.

Игорь кивнул милостиво.

По знаку Вышеслава челядинцы ввели в гридницу белобородого гусляра, сутулого и костлявого. Бережно поддерживал он перекинутые на широком ремне гусли. Усадили его отдельно на скамье, поднесли пенного меду в позолоченном турьем роге. Осушил рог гусляр, утерся ладонью, заблестели его живые ясные глаза под косматыми бровями.

Пробежал узловатыми пальцами по струнам, вдохнул полной грудью, и будто наполнился обширный покой густым его басом:

Все находившиеся в зале разом примолкли, даже слуги стали передвигаться тише и незаметней.

Игорь хотел было отпить вина из чаши, но так и не донес ее край до рта, замер в настороженном изумлении.

То же самое выражение было на лице Всеволода, вдруг забывшего про окорок в своей руке. Владимир и Святослав Ольгович, сидевшие рядом, переглянулись. Замолкла Агафья, о чем-то беседовавшая с Ефрофсиньей. Веселое лицо Ольги враз стало серьезным.

Василиса незаметно сделала Вышеславу ободряющий кивок.

А белобородый гусляр продолжал:

В царившем настороженном молчании знатных мужей, княгинь и боярынь было что-то таинственное, словно гусляр околдовал такое множество людей, взиравших на него как на ангела, сошедшего с небес. Ему внимали с сосредоточенным видом, будто слова его были вещанием свыше.

И звучали гусли, лилась тревожная песнь:

Игорь опустил голову, хмуря брови. Слова гусляра падали ему в самое сердце! Он будто заново переживал прошедшие события.

Застыла половчанка, жена Владимира, боясь слово пропустить. И Лавр, сын Узура, так и оставшийся у Игоря, тоже замер.

Боярин Ольстин был поражен и растерян. Похолодело у него в груди. А вдруг и про него в песне сказано, как трусливо бежал он из битвы, войско свое бросив? Украдкой огляделся Ольстин, не заметил ли кто его волнение.

Вот уже и о битве пел гусляр:

Отлегло от сердца у Ольстина, нет о нем в песне ни слова. Зато забегали беспокойно глаза у Ярослава Всеволодовича. Не забыл о нем в своей песне гусляр: