Виктор Поротников - Игорь Святославич

Весело справляли Пасху в ту весну в Новгороде-Северском.

А по окончании праздника произошли события странные и непонятные.

Вернувшийся в Чернигов епископ Антоний вдруг расхворался и умер. Еще не отпели черниговского архипастыря, как в Новгород-Северский примчался гонец от Святослава Всеволодовича с повелением Манефе, не мешкая, прибыть в Чернигов.

— Не могу я в такую распутицу ехать, — ответила Манефа гонцу. — Так и передай своему князю.

— Дело у него к тебе важное, княгиня, — молвил гонец.

— А коли так, пусть сам ко мне приедет, — отрезала Манефа. — Ясли за конем не ходят.

Присутствовавший при этом Игорь с невольным восхищением глядел на мать. Как смело она держится, как горделиво отвечает!

После такого ответа Святослав Всеволодович не заставил себя ждать. Прибыл в Новгород-Северский усталый и злой. С Олегом и разговаривать не стал, сразу потребовал:

— К матушке своей веди. С ней мне надо переведаться!

Манефа встретила Святослава Всеволодовича, сидя в кресле с подлокотниками.

На ней было длинное до пят платье из фиолетовой камки, расшитое узорами на плечах и рукавах. Голову покрывала белая накидка, скрепленная на лбу серебряным обручем. Для своих тридцати пяти лет княгиня выглядела очень молодо.

Черниговский князь, вступив в светлицу, чуть поклонился и произнес:

— Желаю здравствовать тебе, Манефа Изяславовна.

— И тебе доброго здоровья, Святослав Всеволодович, — молвила Манефа. — С чем приехал?

Святослав прошелся по светлице, оглядев быстрым взором развешанное по стенам оружие. Долго он княжил здесь, и все ему в этом тереме было знакомо, но при нем на женской половине мечи, топоры и щиты на стенах не висели. Супруга его ковры на стены вешала. Недаром говорят про Манефу, что у нее под женским обличьем мужская суть.

— В прошлую субботу помер епископ Антоний, — мрачно промолвил Святослав Всеволодович и взглянул на Манефу из-под нахмуренных бровей.

— Надо же, несчастье какое, — вздохнула княгиня, осенив себя крестным знамением. — Упокой, Господи, душу раба Твоего!

— Тебе не кажется странным, княгиня, что Антоний, еще не старый человек и никогда не хворавший, вдруг взял да и помер? — спросил Святослав Всеволодович, не сводя с Манефы подозрительного взгляда. — И помер-то Антоний сразу по возвращении из Новгорода-Северского. С чего бы это?

— Не ко мне эти вопросы, княже, — спокойно выдерживая прямой взгляд Святослава, ответила Манефа. — Все мы под Богом ходим. Вот к нему и обращайся. Да ты сядь, в ногах правды нет.

Черниговский князь подвинул стул поближе к креслу Манефы и сел, запахнув одну ногу полой плаща.

— Перед смертью Антоний пожелал со мной повидаться, — сказал Святослав. — Тебя покойный винил в своей смерти, Манефа. Признался он мне перед кончиной своей, что отравила ты его зельем смертоносным во время пира пасхального.

Манефа усмехнулась краем губ:

— За одним столом с епископом много гостей сидело, и все они живы-здоровы, хотя с одних блюд с ним ели.

— Грех на душу берешь, княгиня, — грозно промолвил Святослав Всеволодович. — По родству ты тетка мне, но по годам я тебя старше, а посему негоже тебе лгать мне в глаза. Супруга твоего покойного я почитал как отца, и к тебе у меня сердце всегда лежало, свидетель Бог. Покайся, Манефа, иначе умерший Антоний черной тенью будет стоять меж нами.

— Не рядись в одежды исповедника, княже, — сказала Манефа. — Антоний перед смертью напраслину на меня возвел, а ты ему поверил. Значит, таишь злобу против меня. Забыть не можешь, как не пускала я тебя в Чернигов.

— Бог тебе судья. — Святослав поднялся со стула. — Хочешь жить в грехе — изволь. Только помни, как бы грехи твои сынам искупать не пришлось.

— Буду помнить, княже, — отозвалась Манефа.

— Ну прощай покуда. — Святослав поклонился.

— Что же ты? Неужто в обратный путь? — удивилась Манефа. — Погостевал бы денек-другой.

— Не стану я у тебя гостевать, — отказался Святослав. — Не хочу, чтоб меня участь Антония постигла.

Святослав обжег Манефу неприязненным взглядом и вышел из светлицы. Протопали за дверью его тяжелые шаги и стихли. Вскоре черниговцы покинули Новгород-Северский.

К обеду Манефа вышла с ликующим видом.

— Слыхали? Антоний-то отдал Богу душу! — обратилась она к Олегу и Агафье. — Одним негодяем на земле стало меньше.

— Твоих рук дело? — мрачно спросил Олег, уловив торжествующие нотки в голосе мачехи.

— Это Господь покарал клятвопреступника. Не напрасны были мои молитвы.