Михаил Казовский - Топот бронзового коня

- Нет, а как же дети? У тебя же двое детей.

- Ну и что, что дети? - женщина пожала плечами. - Залетала по глупости. И не успевала освобождаться.

- Сколько им исполнилось?

- Сыну - шесть, дочери - четыре.

- О, уже большие.

- Да, смышлёные крохи. Рассуждают почти как взрослые.

- Кто же их отец?

Антонина приподнялась на локте:

- А не слишком ли много вопросов за один раз? Для чего тебе?

- Просто ты мне нравишься. Знать хочу о тебе побольше.

- Много будешь знать - скоро состаришься. - И она обвила его шею руками, звонко поцеловала в губы. - Ты мне тоже нравишься. Тёплый и большой. От тебя пахнет по-мужски. Я с ума схожу от подобных запахов.

Он слегка лизнул козелок её ушка, а она от этого вдруг опять задышала часто, подалась к нему и затрепетала. Велисарий снова лизнул - чувственнее, страстно, запустил кончик языка в лабиринты раковины и добился новых судорог по всему её телу. Чаровница пробормотала:

- О, как хорошо… Словно ты вошёл в меня снова…

- Может, повторим?

- Обязательно, милый… Только отдохну несколько мгновений.

Так они любили друг друга, бурно, яростно, а потом, не имея сил больше ни на что, задремали в тесных жарких объятиях. И проспали бы долго, если бы служанка, появившись на лестнице, их не разбудила:

- Господин Велисарий, господин Велисарий! Госпожа Комито с господином Ситой просят вас к себе.

- Передай, что уже спускаюсь.

Он поцеловал Антонину в губы, мягко произнёс:

- До свиданья, лапа. Если не случится наряда, караула и других глупостей, я примчусь к тебе в грядущее воскресенье.

- Буду ждать, мой хороший, приходи скорее.

- Обещаешь, что ни с кем не изменишь мне за эти дни?

Женщина надулась:

- Как тебе не стыдно! Я не уличная гетера, между прочим. И живу только с теми, кого люблю.

- Значит, я по сердцу тебе?

- О, ещё бы, Лис!

Оба воина возвращались домой в нараставших сумерках. Глядя на товарища, Сита усмехнулся:

- У тебя такое блаженство на лице - прямо как начищенный золотой сияешь!

Сын гимнаста ответил:

- Да, я счастлив, Сита. Ничего подобного раньше не испытывал. Сказка, наваждение просто!

- Очень рад за тебя, приятель.

- Твой должник теперь.

- Ай, какие у друзей счёты! Ты доволен, и это главное.

- Нет, не говори. Я ценю доброту ко мне и всегда буду благодарен за всё хорошее - и тебе, и Петру, и дяде Юстину.

Помотав неуёмней шевелюрой, благодушный исавр пробормотал:

- Ох, уж эти славяне с их велеречивостью! Пылкие создания. Ладно, ладно, не обижайся. Всё идёт, как ему положено. Живы будем - славою сочтёмся.

Неожиданно выяснилось вот что: прежним любовником Антонины был гвардеец Константин - тоже из охраны монарха, старше Велисария на два года, из абазгов (абхазов) с Черноморского побережья Кавказа. Вспыльчивый, заносчивый, он однажды избил сожительницу, заподозрив её в измене, и она, оскорблённая в лучших чувствах, прогнала кавказца. Молодой человек, поостыв, пытался возобновить отношения, но гордячка и слышать не желала о примирении. Константин обиделся, начал распускать о ней недостойные сплетни, утверждая, что он сам её бросил, и, когда узнал, что теперь его пассия благосклонна к выходцу из Сердики, подошёл к нему и сказал:

- Слышал, Велисарий, угораздило тебя переспать с этой сукой? Ты хороший парень, и хотел бы предупредить: опасайся пить и есть все, что подают в доме Комито.

- Почему? - спросил сын учителя, сильно побледнев.

- Ведьмы, ворожеи. Знают секреты тайных снадобий. Подмешают порошок в пищу и вино - потеряешь волю и начнёшь поступать по их прихоти. Я от их колдовства чуть не умер.

- Быть того не может.

- Хочешь, на кресте поклянусь? Ведь она отца сына своего тоже уморила. Пол-Византия это знает. Правда, правда. Будучи тринадцати лет от роду, отдалась заезжему фокуснику, а потом с ним сбежала. Кочевала по городам и весям. Научилась от него волшебству, чёрной магии, составлению ядов. Родила ребёнка. А затем мужа отравила, драгоценности хапнула и сошлась с дрессировщиком медведей. Родила от него второго ребёнка, но супруга однажды загрыз топтыгин. И пришлось ей вернуться к тёте Комито.

Велисарий потрясённо молчал, а абазг увлечённо продолжал разглагольствовать:

- До меня у неё были Дорофей и Маркелл. Мы её делили с Терентием, а потом, до тебя, но после меня, принимала Каллистрата и Евдокима. Так что не обольщайся, Лис, и не верь в большую любовь Антонины. Ты у неё не первый и не последний.

Славянин сильно покраснел и ответил глухо: