Фаина Гримберг - Клеопатра

Но всё равно надо было жить, жить, жить. Забыть и жить!..

Потом из Рима пришёл ей официальный приказ. Приказ! От неё требовали предоставления кораблей. Опять же триумвират!.. Она решила ничего не отвечать. И конечно, никаких кораблей!.. Но ничего, обошлось. Приказов больше не было... А разве я неправильно рассудила? В Риме покамест нет никакой власти. Антоний за меня, я знаю. И этот Секст... А Лепид... никто и никак не зовут!.. Кто же будет против меня? Октавиан, конечно... Подождём...

Потом пришёл ещё один совершенно официальный документ, подписанный Антонием как триумвиром. Он предлагал, то есть он предписывал ей явиться срочно в Таре, в Киликию, для того чтобы объясниться, то есть она должна была объяснить, почему она нарушила условия договора... Она перечитала написанное дважды, призвала Максима, он прочитал вполголоса, и с обычным своим флегматическим выражением лица и говорения заметил, что, разумеется, она должна ехать! Она прислушалась к звучанию его простых слов. Слова звучали насмешливо. Она уже догадывалась. Быстро припомнила, собрала в памяти всё, что слышала о Марке Антонии, и уже почти догадалась!.. Но ведь и эта догадка могла оказаться ложной, неверной!..

Она взяла с собой неизменную Хармиану; поколебалась, но взяла с собой и Ирас. Аполлодора также взяла с собой. Приказала снарядить три корабля. Любимые красные паруса. Долго рассматривала себя в зеркало. Целую седмицу принимала ванны... ослиное молоко, морская вода, розовые лепестки, ключевая вода... Мазала лицо квашеным козьим молоком, душистыми мазями, приготовленными на терпком и сладком основании цветочных экстрактов... Каждый день отдавала своё тело голое в крепкие руки молчаливой бабы-банщицы, пусть мнёт, перекатывает, давит... Хармиана намазывала голое тело своей давней питомицы особыми снадобьями, почти жгучими, и тотчас смывала, так убирала волоски. Маргарита уже вся сделалась горячей, гладкой, свежей, упругой... Хорошо!.. Была бодра, весела. Смотрела таинственно и смешливо...

Из Александрии отплыла строго. Но когда корабль подходил к Тарсу, появилась на палубе, заблестела шелками, золотом, дорогими камнями... Люди собрались, гомонили, разглядывали... Он подплыл в лодке, одетый по-гречески и очень просто. Сопровождали его двое, не то сирийцы, не то греки. Она стояла на палубе, убранная в дорогой наряд, сверкающая. Он и его спутники забрались на палубу её корабля по верёвочной лестнице, очень просто. У него оказалось очень простое лицо, серые глаза, он смотрел озорно, будто бы очень славную шутку отмочил... Он подошёл к ней, протягивая руки, но и немного робея. О! Не ожидал увидеть её вот такою... Она в Трастевере была попроще, почти домашняя была, простая... Но теперь она посмотрела в его простые серые глаза, такие серые глаза, и вот взволновалась. И её глаза, такие изумрудные, засияли радостно, это совсем невольно...

— Обманул? — спросила она, а глаза сияли...

А он вдруг решился и уже обнимал её, сминая руками дорогой шёлк, и смеялся... А она шептала в его плечо, в этот островатый мужской запах:

— Обманул, обманул, обманул!.. — детским шёпотом, как маленькая девочка...

— Я везу тебе книги, — сказал он попросту. Как будто они разлучались на время совсем недолгое! Как будто он уезжал от неё, чтобы раздобыть эти самые книги и привезти ей! Всё так просто сделалось, как Вероника и Деметрий, как Вероника и Деметрий!..

Марк Антоний и вправду привёз ей двести тысяч пергаменных свитков. Да, никто не мог бы назвать его необразованным, но у него был такой чудной нрав... Он представил ей своих спутников, грека Тимогена и сирийца Алекса. На палубу вышла Ирас, весело улыбалась, в длинном шёлковом платье, непокрытые волосы подстрижены по-мужски, в мочку правого уха вдета одна большая серебряная серьга — кольцом, в мочку левого — две маленькие золотые с красными камешками.

— Девочка-брат! — воскликнул Антоний. Они обнялись и поцеловались дружески...

Все были рады, всё было так похоже на очень уже давнишнее детское время, когда живы были Вероника и Деметрий!.. Маргарита и Марк стояли на берегу, обнявшись; и так и пошли, окружённые весёлой толпой. Потом, потом, потом, спустя долгое время, вдруг подумалось Клеопатре, что Вероника и Деметрий шли вот так, обнявшись, когда их должны были казнить!..

Пир устроен был отличный, с местными искусными музыкантами и танцорами, с местной киликийской знатью, с морем вина, с окунями, цыплятами, голубями в соусе, устрицами, морскими ежами, улитками, фаршированными утками, маринованными грибами, с хлебом из лучшей муки, с фазанами и грудами ярких фруктов...