Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков

Федору стало грустно и больно.

Сыграли несколько раз «Синава». Возобновили выправленное, переделанное Федором и заново слаженное «Покаяние грешного человека». О. Иринарху не понравилась новая постановка: мало ужасов назидательных. Вновь приступили к разучиванию «Гамлета». Спешно изготовляли для него костюмы. Рабочие красильной фабрики Онучина, постоянные посетители театра, доставили целый ворох разноцветной, отлично сделанной крашенины, выглядевшей издали совсем как атлас. Федора этот «подарок» несказанно растрогал.

Таня в театре не показывалась.

Федор временами невыносимо тяжело чувствовал ее отсутствие. Играя на сцене, не увлекался. Думал про себя: «Для чего все это?»

Иногда, как бы вскользь, спрашивал Майкова о Татьяне Михайловне, почему она не заглянет на новые постановки.

Иван Степанович только разводил руками:

— Не желает. Что поделаешь? Разлюбила…

Была два раза в театре мадам Любесталь, однажды на «Покаянии». Веселая старая француженка откровенно хохотала во время представления, сидя в первом ряду. Умилялась при виде ужимок чертей, громко восклицала:

— Каки они душки! Каки забавни! Я желяй посиляйт им один маленьки безе…

Посылала нечистым воздушные поцелуи.

При встречах с Федором закатывала глаза, грустно покачивала головой, укоряюще вздыхала. Однажды, проходя мимо, сказала ему вполголоса:

— Вы никакой дамски кавалер… Ви — шудовишш…

Играли до глубокой осени, обязательно каждый праздник, всегда при переполненном доотказа сарае.

Несколько раз сами зрители группами являлись к Федору во флигель, где происходило одевание комедиантов, предлагая организовать сбор за смотрение, — добровольный, кто сколько пожертвует. Федор ни за что не соглашался. Он не желал никакой платы от неимущих людей. Собранную «попечительством» небольшую сумму, принял заимообразно.

«Гамлета» сыграли еще в сарае. Подходил Покров. Шли дожди. Улицы и двор около театра превратились в сплошную, непролазную грязь. В сарае было слякотно и темновато. Однако смотрители всегда, набивались до отказа, и холода в театре, не чувствовалось.

Многие приносили с собою тесины, горбыли, выстилали ими двор дорожками к театру.

С наступлением холодов представления перенесли, в дом к Серову.

Потребовалось совсем новое оборудование. Две смежных залы, разделенные деревянными колонками, превратили ту, что побольше — в места для смотрителей, которая поменьше — в сцену. Помоста не делали: потолки были слишком низки. Зала могла вместить, не больше тридцати человек; отлично увидят все и без помоста.

Из-за недостатка места и во избежание тесноты Волков вынужден был придумать особого устройства театральные ширмы, чтобы огораживать ими сцену.

Пришлось также удовольствоваться легким раздвижным занавесом.

Киевские площади и княжеские терема, так восхищавшие смотрителей в сарае, уступили место ширмам, расписанным древнерусским орнаментом.

Для «Гамлета», с обратной стороны этих ширм нарисовали темные готические панели. Широко использовали для украшения стен настоящие ковры, парчевые и камчатные ткани.

Декоративная сторона поневоле приняла условный характер.

В доме Серова были показаны трагедия Сумарокова «Артистона» и французская комедия «Бедный Юрген». Позднее поставили еще две комедии, сочиненные самим Федором Волковым: «Суд Шемякин» и «Всякий Еремей про себя разумей».

«Суд Шемякин» вызвал сильное недовольство воеводы, так как касался очень щекотливого вопроса о криводушии судей и злоупотреблениях властей. В комедии были усмотрены нежелательные намеки на ярославские дела. Пьесу показали только один раз и навсегда забыли о ней. Ваня Нарыков и Алеша Попов давно уже начали посещать семинарию. Им все труднее становилось участвовать в представлениях. Наконец им это и совсем запретили, со строгим внушением со стороны о. Иринарха.

Театральных любовниц стали изображать Гриша и Гаврюша Волковы. Убедительность представлений заметно понизилась. Да и смотрители, видевшие все пьесы по нескольку раз, стали строже и требовательнее.

Настоятельно вставал вопрос о приобретении хотя бы одной актрисы. Уговорили принять участие сестру Алеши Попова, Таню, — в виде опыта и тайком от матери. Девочка была очень застенчива, недостаточно грамотна, роли ей приходилось Федору начитывать с голоса. Все же Федор искренно радовался, — ведь это была первая известная ему российская актриса!