Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков

Ко дню тезоименитства императрицы — 5 сентября — в Москву прибыл из своих глуховских владений «его ясновельможность, гетман обеих сторон Днепра и войск запорожских, президент Академии Наук, подполковник лейб-гвардии Измайловского полка и кавалер» граф Кирилла Григорьевич Разумовский.

Императрица предпочитала пользоваться для своих переездов двумя одинаковыми каретами «с золочеными полями» и тонкою резьбою, обитыми внутри давленым малиновым бархатом, с многочисленным золотым позументом и золотыми кистями. Одна из карет была побольше и именовалась «цесарская середняя», другая поменьше — «цесарская малая».

Певцы и комедианты перевозились в двух общих поместительных каретах, громоздких и неуклюжих, запряженных каждая шестеркою лошадей цугом. Эти сооружения, именовавшиеся «короскопеями», на протяжении трехверстного пути имели обыкновение «шалить» по нескольку раз. Тогда седоков высаживали посреди грязной дороги и неторопливо начинали выяснять причину «шалости». Поэтому знатные певцы предпочитали пристраиваться с кем-нибудь «вместях» в частной карете, незнатные — шли пешком, а «короскопеи» нередко путешествовали порожнем.

Измайлово было большим селом с населением около трех тысяч человек. Все эти люди так или иначе вовлекались в сложное дело придворной охоты, за исключением рабочих казенного стеклянного завода, которые «не могли быть с пользою употребляемы в дело, по причине своей озороватости».

Измайловский дворец, построенный еще царем Михаилом, несколько раз перестраивался и возобновлялся. К настоящему времени он оброс множеством пристроек и служб, совершенно заслонивших первоначальное строение, и изменил свое назначение. Он превратился, главным образом, в «звериный двор».

С наступлением темноты в парке начинала играть знаменитая роговая музыка и сжигались грандиозные фейерверки с оглушительной пальбой. Музыка и пальба приводили с бешенство содержимых при дворце зверей, предназначенных для травли, и они вторили этому увеселительному шуму своим диким, неистовым воем.

Никем и нигде не виданный роговой оркестр обер-егермейстера С. К. Нарышкина пользовался громкой славой. С наступлением сумерек этот огромный оркестр размещался на причудливо иллюминованной площадке перед дворцом. Каждый отдельный инструмент был особо отмечен красным, синим, желтым или оранжевым огоньками, в общем составлявшими какую-нибудь аллегорическую фигуру. Вокруг площадки на высоких помостах располагались разноцветные, богато украшенные и иллюминованные палатки для слушателей. Над ними, на огромных щитах, горели вензеля и транспаранты с инициалами императрицы и эмблемами ее могущества.

Звучная и по-особому мелодичная музыка разносилась в осеннем воздухе на много верст кругом. Эта музыка своей оригинальностью не только очаровывала искушенных в музыкальных делах слушателей, но и привлекала толпы крестьян из окрестных деревень, вообще относившихся не очень-то одобрительно к увеселениям господ.

Иностранные послы и другие заезжие чужеземцы считали оркестр самым замечательным, что есть в России. Клялись, что нигде в Европе они не слышали и не видели ничего подобного, в чем им легко можно было поверить.

Охота в близлежащих парках и окрестных лесах обставлялась на славу. Тысячи пригнанных из окрестностей мужиков, баб и подростков расчищали уже готовые лесные «пришпекты», прокладывали новые просеки там, где это требовалось, гатили болотца.

Повсюду расставлялись замаскированные караулы, посты, палатки, «укрепления», безопасные убежища на случаи недружелюбного поведения зверя. Флажки, вехи, стрелочки, указатели с надписями, расставленные повсюду, указывали направления, дабы ретивые охотники не заблудились случайно среди родных сосен.

Охота на зайцев и лисиц отличалась удивительной простотой. В ней принимали участие как мужчины, так и изрядное число дам, наряженных «амазонками» и «Дианами». Огромное, хорошо обхоженное пространство, окружалось сплошной цепью тысяч крестьян, вперемежку с во оружейными солдатами «ради руководства и назидания». На боевых, удобных местах становились «номера» охотников, готовых встретить зверя во всеоружии. В многочисленных, заранее известных пунктах расставлялись клетки и плетюшки со зверьем.

По условленным егерским сигналам многие сотни зайцев и лисиц выпускались «на волю». Сторожевая цепь поднимала истошный крик, размахивая ветвями. Собачьи своры рвались с неистовым лаем и воем. Трубили сотни рогов, трещали выстрелы. Ошалевшие зайцы мчались куда глаза глядят, и бесстрашные охотники вволю тешили свою удаль, вплоть до полного уничтожения зверя. «Амазонки» во время этой пальбы обычно сидели на корточках, зажав уши руками, что, однако, не мешало им принимать равное участие в подсчете охотничьих трофеев. А эти трофеи, как не трудно догадаться, иногда бывали весьма богаты.