Его объятия ослабли, и он с нежностью посмотрел на меня. Я обняла его за шею и вскрикнула:
— Милый, милый папа!
На глазах его показались слезы, отец обнял меня правой рукой, а левой стал гладить мои волосы. Ему нравилось гладить мои волосы, густые и светлые. Их называли каштановыми, хотя мои братья, Фердинанд и Макс, дразнили меня «рыжей». Слуги отца стояли в ожидании, и тогда он подал знак одному из них, чтобы меня забрали от него.
Он повернулся к окружавшим его друзьям и произнес дрожащим от волнения голосом:
— Господа, один Бог знает, как мне хотелось поцеловать этого ребенка!
Это было все. Отец попрощался с улыбкой, и я вернулась в классную комнату. В течение нескольких минут я была в замешательстве, а потом как обычно забыла об этом происшествии.
Тогда я видела своего отца в последний раз. В Инсбруке он почувствовал себя плохо, и друзья упрашивали его сделать кровопускание. Но он условился после обеда пойти с Леопольдом в оперу и боялся, что, если ему сделают кровопускание, он вынужден будет остаться дома и отменить посещение театра. Это могло обеспокоить Леопольда, который, как и все остальные дети, нежно любил его. Отец решил, что будет лучше не расстраивать сына и сначала пойти с ним в оперу, а уже после этого спокойно согласиться на кровопускание.
Итак, отец пошел в оперу, и там ему стало плохо. С ним случился удар, и он умер на руках у Леопольда.
Потом, как и следовало ожидать, люди говорили, что накануне смерти у отца появилось ужасное предчувствие того, какая участь ждет меня. Вот почему он послал за мной таким необычным образом.
Мы все были в отчаянии из-за того, что потеряли отца. Я грустила несколько недель, но потом мне начало казаться, будто я никогда и не знала его. Но матушка была просто убита горем. Она обняла мертвое тело моего отца, когда его принесли домой, и оторвать ее от него можно было только силой. Потом она заперлась в своих комнатах и всецело отдалась своему горю, которое выражалось так бурно, что врачи были вынуждены вскрыть ей вену, чтобы облегчить страдания. Она остригла волосы, которыми так гордилась, и стала носить черные вдовьи одежды, в которых выглядела еще более суровой, чем прежде. В последующие годы я ни разу не видела ее одетой по-другому.
После смерти моего отца матушка, казалось, стала больше беспокоиться обо мне. Прежде я была лишь одной из ее многочисленных детей. Теперь же в тех случаях, когда все мы должны были сопровождать ее, я часто видела, что ее внимание сосредоточивалось на мне. Это встревожило меня, но вскоре я обнаружила, что моя улыбка может смягчить ее точно так же, как и милую старую Айю, хотя не во всех случаях и не с такой легкостью. И, конечно же, я старалась скрыть свои недостатки, используя этот свой дар, и добиться, чтобы люди относились ко мне снисходительно.
Вскоре после смерти отца начались разговоры о каком-то «французском браке». Курьеры непрерывно ездили туда и обратно, везя с собой переписку между Каунитцем и моей матушкой и между матушкой и ее послом во Франции.
Каунитц был самым влиятельным человеком в Австрии. Он был щеголем и в то же время одним из самых хитрых политиков Европы. Матушка была о нем очень высокого мнения и доверяла ему больше, чем кому-либо. Прежде чем он стал ее главным советником, он служил ее послом в Версале, где сделался большим другом мадам де Помпадур. А это означало, что и король Франции относился к нему благосклонно. Будучи в Париже, он задумал заключить союз между Австрией и Францией. Осуществить этот план можно было с помощью брачного союза между членами династий Габсбургов и Бурбонов. Жизнь во Франции привила ему манеры француза, а поскольку он и одевался как француз, в Австрии его считали довольно эксцентричным. Но в некоторых отношениях он был истинным немцем — спокойным, дисциплинированным и педантичным. Фердинанд рассказывал нам, что Каунитц пользовался яичными желтками для улучшения цвета лица. Он наносил их на лицо и размазывал. Благодаря этому его кожа всегда была свежей. Чтобы сохранить зубы, он после каждой трапезы чистил их губкой и щеткой. Он неукоснительно следил за тем, чтобы его парик был полностью напудрен. Для этого он приказывал своим слугам встать в два ряда и проходил между этими рядами, в то время как слуги обсыпали его пудрой, раздувая ее в воздухе. Он шел, весь окутанный облаком пудры. Зато этот способ гарантировал, что его парик будет напудрен равномерно.
Каунитц был для нас объектом насмешек. Но я не знала, что, пока мы все вместе насмехались над его странными привычками, он решал мою судьбу. Если бы не он, я не была бы сейчас там, где я нахожусь.
Читать дальше