Виктория Холт - Исповедь королевы

— Тебе нравится моя прическа? — спросила я.

— Да, — ответил он скучающим тоном.

— Не слышу восторга в твоем голосе. Ты полагаешь, что она мне не идет?

— Хочешь, чтобы я ответил тебе откровенно?

— А когда ты, Иосиф, говорил не откровенно?

— Что ж, очень хорошо. Сейчас я задумался вдруг о том, как нее в жизни переменчиво и что никто не может предугадать, сколько времени продержится корона на голове того или иного правителя.

Вид у мсье Леонара стал такой, словно мой брат допустил величайшее lese majeste [84] Оскорбление величества (фр.). . Мои слуги и друзья были шокированы тем, что Иосиф подобным образом говорит со мной в их присутствии. Ведь в этом случае он критиковал не столько мою прическу, сколько меня саму в роли королевы Франции.

Когда я принялась увещевать его, он ответил:

— Я — прямой человек и не умею говорить уклончиво, поэтому говорю, что думаю.

Мне всегда была неприятна та хитрость, которая во Франции была общепринята в разговорах между людьми. Но несколько недель, проведенных в обществе Иосифа, заставили меня воспринимать ее как благо.

Мерси манера поведения Иосифа также причиняла некоторые неудобства. Я представляла себе Каунитца, пытающегося дать моему брату совет относительно того, как ему следует обращаться со мной, а тот, разумеется, не хотел выслушивать чьих бы то ни было советов. Иосиф уже забыл о том, что прошло целых семь лет с тех пор, как я покинула Австрию. Он все еще видел во мне глупую маленькую девочку, свою маленькую сестру.

Иосиф сам рассказал мне, что Каунитц приготовил письменный документ, содержащий наставления, которые он должен был передать мне.

— Но я не нуждаюсь ни в каких документах, — сказал мой брат. — Я здесь для того, чтобы увидеть тебя, поговорить с тобой и, исходя из собственных наблюдений, получить представление о происходящем.

Итак, он продолжал давать нам советы. В какой-то степени это действительно оказало на меня положительное влияние. Во всякой случае, Иосиф заставил меня понять, как мое поведение огорчает нашу матушку. Он внушил мне, насколько глуп тот образ жизни, который я веду. Он побывал среди парижан, видел их нужду и бедность. Как я думаю, что чувствуют эти люди, когда слышат о моей расточительности? Его слова так потрясли меня, что я даже заплакала от раскаяния.

— Я исправлюсь, Иосиф! — сказала я. — Умоляю, скажи матушке, чтобы она не беспокоилась. Я буду более серьезной, обещаю!

И я действительно так думала.

Однажды я пригласила Иосифа пойти вместе со мной в апартаменты принцессы Гемене. Он не хотел идти, но я упросила его. К несчастью, ничего хорошего из этого не вышло. Там играли в фараон, и свободное общение между людьми разного пола шокировало моего брата. Собравшиеся вели между собой оживленную беседу, но она носила несколько рискованный характер, причем, что было хуже всего, мадам де Гемене обвинили в обмане.

Иосиф пожелал уйти.

— Это не что иное, как самый настоящий игорный дом! — заявил он, после чего прочитал длинную исповедь об опасности азартных игр; мне следовало прекратить играть, потому что это не приносило никакой пользы, и я должна была быть более разборчивой в выборе друзей.

Казалось, что бы он ни делал, все служило предлогом для очередной нотации. Но мы все же слушали Иосифа, и многое из того, что он говорил, было правильным.

Он часто беседовал наедине с моим мужем, поскольку целью его визита было не только укрепление австро-французских отношений, но также, разумеется, и решение нашей семейной проблемы.

Я не знала, что, он говорил моему мужу, но, несомненно, Иосиф указывал ему на его долг и говорил об опасностях, которые угрожают монарху, который не может произвести на свет наследников. У Артуа уже есть сын. Но до него идет граф Прованский. Когда нет естественного порядка престолонаследия от отца к сыну, возникают зависть и вражда.

У самого Иосифа тоже не было сына, но он, видимо, не допускал, чтобы это могло как-то снизить значимость его нотаций королю по поводу обязанности последнего позаботиться о наследнике. Луи же признался моему брату, что желает иметь детей больше всего на свете.

Визит Иосифа имел для нас величайшее значение, потому что ему удалось вытянуть из Луи обещание, что тот не допустит, чтобы это неудовлетворительное положение дел сохранялось. Нужно было что-то предпринимать, и Луи обязан был позаботиться о том, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки.

Иосиф уехал в конце мая, пробыв у нас с середины апреля.