Розмари Черчилл - Дочь Генриха VIII

— Кем? — вспыхнула она. — Этим лизоблюдом, которого величают архиепископом Кентерберийским? Нет, как и моя мать, я не придаю никакого значения подобным россказням, выдуманным столь пристрастным авторитетом. Я склоняюсь перед вердиктом его святейшества папы, который только недавно объявил брак моих родителей правильным и законным. Таким образом, моя мать все еще остается королевой, даже если объявится дюжина претенденток на ее титул. А я все еще остаюсь принцессой Уэльской, даже если леди Анна родит королю еще дюжину детей.

В марте, почти через семь лет после того, как это дело впервые слушалось в Лондоне, папа объявил брак Генриха и Екатерины имеющим законную силу. Его давно ожидавшийся вердикт прозвучал как запоздалый глас правосудия. Игра была сделана; противники не стояли больше на поле брани друг против друга. Для побежденной, тосковавшей в Бакдене, папский эдикт не принес ничего, кроме морального удовлетворения. Что же до победителя, то ему и Анне с их соратниками было наплевать на Рим.

Кромвель почесал свой похожий на луковицу нос. В глубине своей холодной души он восхищался храбростью Марии, произносящей слова, от которых за версту несло государственной изменой. Но он презирал в ней то, что считал глупым фанатизмом, — ее преданность этой слабой, безвольной фигуре, которая носила папскую тиару, будучи столь же безликим существом, как и большинство его предшественников. Католики. Лютеране. Кромвелю были безразличны и те и другие. Любые религиозные верования, привитые ему в молодости, давно уже были отброшены, как ненужный груз, человеком, вознамерившимся в кратчайшие сроки достичь невиданных высот. Он избавил Англию от папской власти просто для того, чтобы установить неограниченную власть короля. И завладеть богатствами. Его ум моментально сосредоточился на всех этих аббатствах и монастырях с их плодородными землями и несметными сокровищами, которым предстояло, как переспелым сливам, упасть к ногам короля, а кое-что, и весьма немало, по пути должно было притечь и в его собственный карман. Но пока что ему предстояло сломить сопротивление этой упрямой девчонки. Его хитрые глазки сардонически пробежались по дерзкой особе, стоявшей перед ним.

— Ах, леди Мария, в последнее время вы оторвались от жизни. Так что, вне всякого сомнения, вы и понятия не имеете о том, что джентльмен, которого вы величаете папой, титулуется теперь всего лишь епископом Римским и не обладает никакой властью в Англии; обычное духовное лицо, чьи прокламации не имеют здесь никакой силы.

Мария прикусила губу, а Кромвель спокойно продолжал:

— Возможно также, что никто не удосужился известить вас о клятве, недавно принесенной всеми членами парламента. Позвольте мне просветить вас. Все, кто принес эту клятву, признают, что па… епископ римский больше не обладает никакой властью в Англии. Кроме того, и вам это будет тяжелее всего услышать, они признали, что наследниками трона будут теперь дети короля от королевы Анны, так как его брак с вашей матушкой признан незаконным. А теперь, леди Мария, самое главное. Специальные уполномоченные короля поскачут во все концы королевства и возьмут такую же клятву с каждого мужчины и женщины. Ни один человек, высокого ли, низкого ли происхождения, не будет пропущен. Ни один.

Нечеловеческим усилием воли Мария заставила себя ответить без дрожи в голосе:

— Я понимаю.

— Прекрасно. Но не будет ничего хорошего, если вы вобьете себе в голову абсурдное заблуждение, что один маленький камешек сможет остановить наводнение.

— Может быть, будут и другие камешки.

— Сомневаюсь, что их будет много. Топор палача — весомый аргумент.

Он говорил с грубой прямотой, но Мария оставалась непоколебимой. Она не отрываясь смотрела на солнечный луг, над которым в беспрерывном хороводе кружились пылинки, и Кромвель начал обдумывать другое направление атаки. Он полагал, что ее невозможно будет сломить простой угрозой применения силы. «Мученики обожают мученичество», — подумал он с иронией, но Кромвель знал все слабости человеческой натуры. Эти знания он использовал постоянно, и у Марии, как и у других, была своя «ахиллесова пята». Теперь он решил ткнуть именно в нее.

— Только что вы просили меня походатайствовать за вас перед его величеством. Я охотно сделаю это, если вы покоритесь — чисто формально, скажем так. Постойте, — остановил он ее, когда она хотела заговорить. — Я походатайствую о большем, чем просто о нескольких платьях, хотя и это тоже не будет забыто. Я попрошу короля устроить вам достойное замужество. Клянусь, что в своем всепрощении он будет только рад споспешествовать этому, ибо он глубоко заинтересован в вашем счастье. — Ложь текла с его уст подобно меду. — Послушайте, леди Мария, вам уже восемнадцать, вы в том возрасте, когда большинство девушек уже перестают быть девушками, а становятся хозяйками в собственном доме, наслаждаясь безопасностью под опекой своих мужей. Я знаю, как вы любите детей. Вы без ума от своей единокровной сестры, но насколько драгоценнее для вас будут ваши собственные дети!