Розмари Черчилл - Дочь Генриха VIII

Каменная маска спала с лица Кэтрин. Губы ее задрожали, и она умоляюще сжала руки леди Герберт в своих.

— Анна, что мне делать? Скажи, что мне делать?

— Ты должна лечь в постель и оставаться в ней, что бы ни случилось. Они могут арестовать тебя, пока ты больна. Королю доложат о твоем недомогании, и он придет навестить тебя. Твоя собственная мудрость подскажет тебе, как умолить его.

— А что, если он не придет? Я не могу оставаться в постели до конца жизни.

— Он придет, обещаю тебе, хотя бы из любопытства, чтобы посмотреть, не является ли твоя болезнь мнимой.

Она заботливо проводила Кэтрин в ее спальню и помогла ей раздеться, шепча ободряющие слова. Но королеве не было нужды разыгрывать недомогание. Напряжение последних трех лет, кульминацией которого стало сегодняшнее потрясение, забрало у нее все силы, превратив в бьющуюся в истерике слабую женщину. Слезы непрестанно текли по ее побледневшему лицу, и она дала выход душераздирающим стонам, которые постепенно становились все громче, пока наконец не достигли королевских апартаментов. Генрих сидел у себя в кабинете, прекрасно слыша эти полные упреки страдания, которые вновь вызвали в его памяти часто посещавшие его воспоминания о таких же воплях, достигших его ушей пять лет назад, когда он, преклонив колена, стоял мессу…

Его душевный дискомфорт усиливался еще и телесными болями. В течение столь долгого времени Кэтрин заботилась о его ужасающей язве на ноге. Казалось, что в ее ласковых руках был скрыт особый дар исцеления, и она неизменно приносила ему благословенное облегчение. Только она перевязывала ему ногу и, меняла повязки. После их разрыва Генрих вынужден был полагаться на милосердие своих слуг и должен был переносить доводящую его до потери сознания боль от их грубых и неумелых прикосновений. Его лицо наливалось кровью, он кричал и ругался на них до тех пор, пока они, съежившись от страха, не убегали от него, оставляя его в одиночестве. Эта постоянная борьба с грызущей болью временами заслоняла от него даже прелестное личико и фигурку герцогини Суффолкской. Частенько Генрих уныло размышлял, что в нынешнем состоянии он не сможет оказаться достойным партнером в любовных играх. Все, что ему сейчас было нужно, — это сиделка, и только одна женщина могла успешно играть эту роль.

Наконец он сдался, выругавшись, правда, напоказ, и приказал слугам отнести его в спальню королевы. Вместе с креслом его пронесли по переходам и опустили на пол рядом с постелью Кэтрин. Захлебываясь слезами, она отпрянула от него с умоляющим жестом, а он наклонился вперед, чтобы взять ее безвольную руку.

— Кэйт, я глубоко обеспокоен твоей болезнью. Что тебя так тревожит, отчего на тебя напало это безумие? Я сбит с толку. Ты никогда до сих пор не вела себя подобным образом.

Ее сердце подскочило, когда она различила искательные нотки в его голосе. Героическим усилием она подавила рыдания, молясь, чтобы Господь послал ей нужные слова.

— Никогда прежде я не вызывала раздражения у вашего величества без надежды на прощение, как мне кажется. Вы грубо повелели мне оставить вас. Можете ли вы удивляться моему горю?

— И это единственная причина твоей печали, твоей болезни? — Просто купаясь в облегчении, Генрих ясно увидел путь, на который она указывала ему и по которому он мог спокойно идти, ни на йоту не теряя чувства собственного достоинства или гордости. Обрадованный, он проговорил голосом, ставшим тепло-доверительным: — Кэйт, я буду откровенен с тобой, как всегда. Я действительно был глубоко задет тем, что ты пыталась учинить мне выговор, да еще по вопросу, столь сильно затрагивающему мои интересы. Какой мужчина выглядел бы довольным, если бы его начала распекать собственная жена? Я не ждал этого от тебя.

— К великому сожалению, вы меня не так поняли. — В состоянии страшного возбуждения Кэтрин приподнялась на локте, не сводя умоляющих глаз с его лица. Позади него маячил смутный образ Томаса Сеймура, побуждавший ее извлечь всю возможную выгоду из ее притворства. — Сир, если временами я и вовлекала вас в споры, то только из-за желания отвлечь и развеселить вас, особенно когда вы плохо себя чувствовали из-за больной ноги. Разве вы не согласны, что совсем неинтересно разговаривать с собеседником, который отвечает только «да» и «нет» и не проявляет к разговору ни малейшего интереса? — Она простодушно добавила: — К тому же только в таком жарком споре я могла почерпнуть для себя что-то поучительное из вашего могучего интеллекта. И если когда-то я и рисковала оспорить ваше решение по какому-то конкретному вопросу, ну что же, вы должны вспомнить, что я всего лишь женщина и не обладаю присущей вам мудростью, а потому должны быть снисходительны к моим глупостям, умоляю вас.