Виктор Дьяков - В году 1238 от Рождества Христова

У церкви утварью и обиходными вещами нагружали уже вторые сани. Первые отправили к гати с несколькими женщинами, которые должны были немедля начинать носить поклажу по гати через болото. Как это получиться у не очень-то привычных к тяжелому труду дворовых баб и девок? Этот вопрос отцу Амвросию задала матушка-попадья и священник тут же пробежавшись по селу организовал на разгрузку церковных саней у гати с последующей переноской несколько крепких девок-смердок из сбегов. У большинства сбегов своей поклажы было не много, и они в основном помогали хозяевам тех изб и сараев где их приютили. У церкви продолжали грузить сани, постоянно оглядываясь в сторону тына. Несмотря на почти двухсотсаженное расстояние оттуда отчетливо доносились: лязг клинков, крики, вопли, удары таранов… Все инстинктивно ощущали опасность именно оттуда. Но оная пришла совсем с другой стороны, не от тына, а со стороны леса, откуда вдруг появилось четыре татарина, в малахаях и коротких овчинных шубах с луками в руках и кривыми саблями у пояса. То была первая группа, из посланных Бурундаем с заданием просочиться в село и поджечь его. Они вышли к церкви самому высокому и заметному зданию в селе. Первым делом подстрелили сидящего в голове грузящихся саней возницу, немощного старика. Тот сразу же вывалился из саней головой в снег со стрелой в горле.

– Поганые!.. Поганые в селе! – закричали женщины таскавшие утварь, они бросив поклажу побежали назад в церковь и попытались закрыть за собой входную дверь в притвор.

Но один из татар не дал этого сделать, напротив широко ее распахнув. Женщины побежали в глубь храма неистово крича:

– Поганые, поганые!!

Два татарина, тараща глаза после дневного света в церковном полумраке, увидели десятка полтора женщин охваченных ужасом. Женщины явно не походили на смердок, они были в основном округлы и не уработаны. Но и среди них выделялись две, выделялись не только статью, но и богатой одеждой. Один из татар, старший в этой четверке обратился к своему товарищу:

– Смотри какие… а говорили что здесь одни смердки и добычи нам не будет. А здесь все жирные мягкие утки. А эти две… Одна старая, но самая изо всех жирная, а вторая, такая каких наш темник любит и нежная цапля и жирная утка в одном теле… Преподнесу ее ему, а он меня за это наградит. Может десятником сделает, а то и сразу сотником…

Говорили по-кипчакски, и хоть никто из женщин не понял ни слова из скоротечного диалога татар, намерения их были ясны.

– Не тронь окаянный, это княжья жена и моя дочь! – видя, что татарин с горящими глазами двинулся к Голубе, перед ней встала, защищая, матушка Марфа.

– О, самая жирная утка сама к нам просится. Не спеши успеешь, и на твоем пупе полежим, – с этими словами первый татарин подхватил попадью под мышки и резким рывком отбросил ее за себя в направлении второго татарина. Сам же вплотную подошел к обомлевшей Голубе.

Женщины в страхе жались к стенам церкви, Голуба же стояла, ни жива, ни мертва. Татарин похотливо вглядывался в свою добычу. Он уже не хотел отдавать ее темнику… Посланный пробраться в село с заданием зажечь его, старший четверки татар, увидев в «доме орысского бога» таких притягательных женщин, он забыл о своем задании. Прежде всего, пересилило желание обладать этой юной красавицей явно не смердского вида. Он схватил ее поперк тела, но поднять вскинуть на руки не успел, вынужденный тут же ее отпустить…

Бояна вместе с отцом Андреем и Веселиной находилась в кладовке храма, собирая и укладывая в небольшой переносной сундук церковные книги. Они не сразу поняли, что происходит в главном помещении храма. Но отчаянный крик матушки-попадьи они услышали. Бояна тут же обнажила меч и побежала на крик. В главном притворе она увидела следующее: один татарин повалил матушку Марфу и жадно мял ее пышные грудь и бедра, пытался разорвать на ней одежду, а второй видимо собирался то же самое делать с Голубой. Ближе был тот, что лапал матушку. Последняя отбивалась, но чрезмерная полнота и отсутствие ввиду многолетней легкой жизни достаточной физической силы, не позволяли делать это быстро и резко. И все же в какой-то момент матушке удалось ногой оттолкнуть татарина, и тот на мгновение выпрямился. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Бояна махнула мечом…

Именно звук врезающейся в тело стали, заставил первого татарина оставить Голубу и обернуться… Безголовое тело его товарища лежало на деревянном полу, фонтанируя кровью из среза шеи. С криком ужаса отползала в сторону пожилая «жирная утка», а рядом с телом стоял, сжимая в руках окровавленный меч, совсем молодой орысский воин в кольчуге и шлеме. Татарин тут же с возмущенным криком выхватил саблю и бросился вперед. Сталь ударилась о сталь, сабля о меч. Татарин не сомневался, что легко и быстро одолеет этого мальчишку и не стал звать на помощь, оставшихся на улице товарищей. Но у этого молодого орыса был не обычный тяжелый меч, а облегченный и он им так ловко орудовал, что успевал отбивать все удары. К тому же он был без зимней одежды, в то время как татарина сковывало наличие на нем овчинной шубы.