Виктор Дьяков - В году 1238 от Рождества Христова

Когда Ждан с отцом Амвросием уяснив волю князя уже собирались уходить, Милован попросил священника задержаться

– Отче… я вот еще что хотел… – Милован вдруг засмущался. – Ты с Голубой поговори… всякое ведь может случиться. В следующий раз Бог может и не спасти. Хоть и невеста она мне и люба, но скажи ты ей Христа ради, что жених я для нее ноне не больно завидный, а она девица молодая совсем. Потому не хочу я ее ничем связывать. Жив останусь – все будет, как решили, а если убьют – ничем она мне не обязана…

– Не знаю, как тебе и ответить князь, – чуть помедлив, отвечал священник. – Я то могу эти твои слова Голубе передать. Но боюсь, как бы хуже не было. Она еще не в тех годах, чтобы одним разумом жить, она пока что сердцем думает. Ты уж прости, но ничего я ей передавать не буду. Как Господь даст, так оно и будет. – Священник замолчал, вопросительно глядя на Милована. Но тот тоже не знал, что возразить отцу невесты, и тот двинулся к выходу. – Ладно пойду я. – Но у двери священник обернулся. – А может нам всем загодя на болота уйти, и бабам и детям и мужикам и оружникам? Ну, придут татары, пожгут все тут, да и уйдут. Зато мы весь народ сохраним.

– Да нет отче… И так я тоже думал. Всем нам там и не поместиться и не прокормиться. Сбегов вон уже больше сотни прибежало. Да и село татарве без бою сдавать не гоже…

Бурундай торопился, так как получил уже приказ Джихангира – немедля вести все подчиненные ему тумены к городу Торжку. Под Торжком дела у монголо-кипчакского войска складывались не очень хорошо. Город с налета взять не удалось и отсутствие сразу четырех туменов не могло не сказаться. Но выступить сразу, как только догорел погребальный костер не получилось – запасы продовольствия и особенно сена для лошадей, тех что захватили в бывшем лагере коназа Гюрги, были явно недостаточны. Пришлось рассылать отряды фуражиров во все стороны. Но все близлежащие деревни и села полностью обезлюдели. Довольствоваться приходилось редкими полузаметенными снегом стогами, да соломой что растаскивали с крыш брошенных изб. Такая ситуация напрягала и злила темника. Но куда в большей степени он переживал о больших потерях. За ним неминуемо придется ответить перед Джихангиром. Из четырех туменов только тумен Едигея потерял сравнительно мало воинов. Более того, если бы не досадные потери в тысяче Мансура, тумен Едигея, как будто вообще не воевал, а совершал нечто вроде легкой степной прогулки. Особенно большие потери были у Карачая и Чайбола. Основная причина тех потерь заключалась в том, что оба темника так и не смогли согласовать свои действия. И если бы не подоспевшие две тысячи Едигея, ударившие в тыл орысам, вообще неизвестно, чем бы то сражение закончилось. За такое следовало бы наказать строптивого Чайбола, отказавшегося выполнять приказы назначенного старшим темником Карачая. Но Бурундай понимал, что лично ему это сулит очень большие неприятности по приезду в ставку Джихангира.

Дабы отвлечься, улучшить настроение, Бурундай приказал привести ему коня, который во время сражения был под коназом Гюргой… Осматривая этого рослого, откормленного жеребца, темник вспомнил основную заповедь, завещаемую монгольским полководцам самим Чингисханом: самое большое счастье, это убить могущественного врага, ездить на его коне, когда нежные животы его жен становятся твоей постелью. Казалось, Бурундай всего этого добился. К его седлу приторочена голова главного орысского коназа, вот перед ним его конь. А совсем недавно он лежал на мягком как пух животе его жены. Ох, какое же невероятно нежное тело было у жены коназа … Бурундай, овладевший многими полонянками разных возрастов и наций, впервые видел хоть и немолодую, но так хорошо сохранившуюся женщину. Да, той княгине было где-то лет сорок или около того. И в том коротком миге унизительного публичного совокупления, он познал истинное никогда ранее не испытываемое им наслаждение. Сейчас он завидовал Гюрге, мертвому, проигравшему все и вся. Он много-много лет, а не сравнительно короткий миг, испытывал то наслаждение, обладал тем прекрасном телом, погружался в его мякоть. Эта женщина рожала от него детей. Рожала видимо легко, раз роды нисколько не испортили ее, напротив, сделали еще более прекрасной, заматеревшей… Бурундай втайне мечтал основать свой знатный и могущественный род, чтобы его дети уже были полноценными найонами. Здесь перед ним яркой звездой сиял пример самого Чингисхана. Ведь отец Чингисхана не очень знатный найон племени тайчиутов Есугей свою жену Олуэн отбил у меркита Чиледу, отбил, когда он вез ее через степь как невесту, намереваясь сделать своей женой. Отбил потому, что сразу увидел в ней ту, которая наиболее близка его сердцу, распознал, что именно такая родит ему великого сына. Есугея отравили татары, но Олуэн уже успела зачать сына, который впоследствии стал величайшим потрясителем вселенной. И первым делом Чингисхан, когда вошел в силу, жестоко отомстил татарам, племени отравителей его отца – вырезал его полностью, от стариков до младенцев. Бурундай тоже мечтал иметь сына, который станет таким же искусным полководцем как он, но начнет уже не с самого низа, и потому будет иметь куда больше шансов, чем он достичь наибольших высот в монголо-кипчакской иерархии, вырости до знатного найона, а то и хана. Но для этого, Бурундай в этом не сомневался, ему нужна своя Олуэн, близкая и желанная ему. Та княгиня во всем показалась ему той кто нужно… за исключением возраста. Она была слишком стара, чтобы стать его единственной и неповторимой женой. Да, он также как отец Чингисхана отобьет себе жену, телом похожую на ту княгиню, но много моложе ее, такую же светловолосую, пышнотелую… нет с зачатками пышнотелости, дабы приобрести оную с возрастом в процессе рождения детей… его детей. Здесь в орысской земле хоть и нечасто, но встречаются такие. Раньше, ни в Хорезме, ни в Булгарии он таких не видел и потому не мог выбрать, но здесь, здесь он должен найти достойную и желанную. То, что она будет из знатного рода, Бурундай не сомневался, может быть и не из богатого, но обязательно знатного. Только в знатных семьях могут рождаться такие девочки, которые с детства привыкли повелевать, никогда не знали голода и тяжелого труда, что и предопределяет в них это умопомрачительное сочетание, нежного тела и властной воли. Ну, а по физиологической потребности Бурундая наиболее близко к совершенству именно сочетание цапли и утки в одном теле…