Вадим Каргалов - Даниил Московский

Осмелел Олекса, спросил у молодайки имя, а узнав, что ее зовут Дарья, похвалил пирог.

И снова, чуть побродив, вернулся в калачный ряд, снова купил у Дарьи пирога. Та уже домой собралась, Олекса за ней увязался. Шел до самого Дарьиного домика. Выведал дорогой ее несладкую судьбу, а прощаясь, попросил:

— Можно мне, Дарья, навещать тя, пирога купить либо щей твоих поесть?

Ничего не ответила она, только покраснела густо.

У самого берега Ахтубы горы камня и мрамора. Здесь при хане Берке началось строительство ханского дворца. По замыслу, он должен был быть по-восточному легок и отточен. Но с той поры, как после смерти Берке пошла борьба за ханскую власть, строительство почти остановилось. Ханы довольствовались деревянным дворцом, поставленным еще Бату-ханом. Дворцовые хоромы, рубленные мастерами из Владимира и Ростова, Суздаля и Москвы, получились просторными, о двух ярусах, с переходами и башнями. Говорили, что с самой высокой башенки любил смотреть на город, в степные и заволжские дали свирепый хозяин дворца хан Батый.

Сарай с его пыльными широкими улицами, с глинобитными мазанками, мечетями, церковью и синагогой был настолько велик, что поражал всех, кто впервые бывал здесь. Особенно восхищали базары, шумные, крикливые, многоязыкие, с обилием товаров. Здесь торг с рассвета и дотемна вели гости со всех стран. Они приезжали в Сарай из италийской земли и Скандинавии, из немецких городов и Византии, из Бухары и Хивы, Самарканда и Хорезма, и, конечно, бывали в Сарае русские торговые люди. Они добирались сюда с превеликим бережением, их подстерегали опасности на всем тысячеверстом пути.

В зимнюю пору торг замирал, и жизнь в столице Золотой Орды делалась размеренной. Караван-сараи были безлюдны, за дувалами купеческих пристанищ слышались лишь голоса караульных и ярились лютые псы. И только по-прежнему трудился мастеровой люд, согнанный в Сарай, чтобы своим покорным трудом укреплять и приумножать богатство Золотой Орды.

Хан Тохта, кутаясь в стеганый, подбитый мехом халат, медленно переходил из зала в зал. Во дворце не было печей, и в зимнюю пору он обогревался жаровнями. День и ночь горели древесные угли. За огнем следили рабы, и если жаровня гасла, раба жестоко наказывали.

Ногай мнит, что хан Тохта боится его. Он рассчитывает на своих союзников половцев, однако им не успеть прийти к нему на помощь, прежде над ним свершится суд хана Золотой Орды. Ногаю нет пощады, и Тохте неведома жалость. Ногаю поломают хребет и бросят подыхать в степи. В муках он станет молить о смерти, но она не скоро явится к нему.

Тохте известно все, что творится в стане у Ногая. Все сведения хан Золотой Орды получает от темника Егудая и от начальника стражи Ногая, багатура Зията. Ногай верит Зияту и не догадывается, что багатур Зият служит Тохте. Ногай пригрел змею на груди, и она его ужалит смертельно, f Посыпал мелкий колючий снег, и Тохта удалился во дворец. Здесь тоже безлюдно, как и в ханском дворе. У двери замер караул, два крепких богатыря с копьями и пристегнутыми к поясам саблями. Хан подошел к жаровне, протянул руки над тлеющими углями. Тепло поползло в широкие рукава халата.

Тенью проскользнул евнух, напомнив Тохте о живших на второй половине дворца женах. Хан подумал о них и забыл. Жены не нужны ему, он презирал женщин. Даже свою мать, когда она начала вмешиваться в его государственные дела, Тохта велел увезти в далекое кочевье, где-то там ее вежа, но хан ни разу не наведался к ней.

Иногда у Тохты появлялось желание удалить из дворца своих жен, надоевших своим пустым чириканьем. Когда они развеселятся не в меру, Тохта велит евнуху унять их, и тот, с позволения хана, поучает ханских жен толстой плетью. Крик и визг Тохта слушает с удовлетворением.

Согревшись у жаровни, хан перешел в зал, устланный коврами, с подушками, набитыми верблюжьей шерстью. Это любимый зал Тохты. Здесь он, восседая на подушках, проводит советы, выслушивает нойонов, принимает послов. Здесь становятся перед ним на колени русские князья, и он, хан, волен в их жизни и смерти. В такие часы Тохта видит себя таким же могучим, как Бату-хан или Берке-хан. А может, подобным далекому предку Чингису?

Тохта хлопнул в ладоши, вбежавшему слуге велел позвать темника Егудая.

Человек разумный не живет без боли душевной. Сопричастный с природой, с окружающим миром, он принимает близко к сердцу горе и страдания людские. Только тварь бездуховная лишена сомнений и терзаний, в ней живет лишь осторожность и ярость, если что-то угрожает жизни ее или ее детенышей.