Арсен Титов - Под сенью Дария Ахеменида

― Запевай! Казаки, запевай! ― понеслось по колонне.

Выкатились вперед колонны до того снулые песельники. Выкатились они, встряхнулись, вдруг узнали свою значимость батарейные оркестранты, фукнули, продувая инструмент.

Я встал для приема прохождения колонны обочь дороги.

― А эту! Казаки, а эту! Эту вот!.. ― выкатился вдруг от уманцев урядник. ― Эту, братовья-казаки! Вот! “Ой, на гори там жнеци жнуть! Ой, на гори там жнеци жнуть! А пид горою яром-долиною казаки идуть!”

― “По пе… ― вдруг следом ловко вывел уманский запевала. ― “По пе.. по переду Дорошенко веде свое вийско, вийско запори-и-и-жсько, хорошенко!”

― Казаки-терцы! ― выкатился вперед батареи Касьян Романыч. ― Казаки-терцы! Разве ж мы уступим Кубани? Терек вовсегда поперед был! Терцы! Что же вы! Ну, нашу терскую гимну!

И в пересиленье уманцев терцы грянули. Касьян Романыч тонко вывел начало, и вслед вся батарея грянула припев:

― Славься, Терек наш могучий! Славься, родина Кавказ!

И даже северцы унтера Буденного прихватились что-то выводить, и их вывождение, судя по замелькавшему его кулаку, унтеру сильно не понравилось. Верно, он надеялся пересилить и уманцев, и моих терцев. Видать, с характером был унтер.

Я стоял обочь, отдавал колонне честь. А колонна шла мимо меня с возможной при нашем положении лихостью. И грифы стелились на растопыренных крылах стороной и кричали в испуге.

Удивительное создание лошадь. Про лечение ее тоски козой я не слышал. И многих тонкостей ее психики, ее социального поведения да и здоровья, жизни ее вообще я тоже не знал. Но то, что она действительно обладает развитой психикой и развитым чувством социальности, то есть общественного поведения, из некоторых наставлений по уходу за ней, по выездке я почерпнул. Там же я почерпнул знание о специфике ее физиологии, при которой инстинкт движения являлся самым важным элементом ее жизни. Если она здорова ― она всегда более расположена двигаться, нежели стоять. Бег в ее жизни, можно сказать, составляет все. Настоящий знаток может судить о ее душевном состоянии по ритму ее аллюра. Я, конечно, не из знатоков и потому просто на память приведу пару примеров из вычитанного. На рыси в момент ее душевного напряжения или страха шаг ее становится напряженным и скованным. Особенно это сказывается на передних ногах. Равно же в таких случаях она ведет себя и при галопе. То есть при галопе в таких случаях она бежит только задними ногами, а передними бежит рысью. И даже если она бежит ровно и размашисто, но в душе что-то переживает или испытывает страх, галоп ее для знатока отличается торопливостью. При аллюре шагом, угнетенная психически или дурно воспитанная, она характерно мотает головой.

Все это я сказал с намерением показать, как преобразились наши лошади, только что начавшие падать, а теперь подхватившие общее наше поднятие духа. Под батарейный оркестр и загремевших песнями терцев и уманцев они довольно легко прошли мимо меня на рысях и держали темп минут десять. Возможно, они были готовы держать его, даже когда мы все смолкли. Но нормой, не изматывающей лошадей на походе, является рысь как раз в течение десяти минут, после которых десять минут следует дать лошади шаг. И что еще интересно. При необходимости выдержать темп лучше не продолжать рысь, а перейти на галоп. Он лошади более естественен. Да этак скажет и любой завзятый пешеход. Медленная ходьба утомляет более и быстрее ходьбы оптимально быстрой. И мне было горько и больно за павших лошадей. Догадайся мы вовремя вместо части лошадей впрячь мулов ― может быть, как раз павшие лошади попали бы в число выпряженных.

Одним словом, продержали мы настроение недолго. И вскоре же понурились наши лошади. А каково себя чувствовали мулы ― понять их, как и всю Азию, по выражению сотника Томлина, было невозможно. Вполне могло статься, они по-лошадиному переживали свою участь. Все-таки одна вторая доля лошадиной крови в них жила.

А сотник Томлин, по словам бутаковского урядника Расковалова, имел у нас присутствие отсутствия. Он перед самым нашим рейдом увязался с санитарным транспортом в соседний этапный питательный пункт в надежде разжиться спиртом и к моменту нашего выступления не вернулся ― не вернулся и не догнал. Спирт соблазнял многих. Во избежание использования его не по назначению был приказ мешать спирт с эфиром. Но страждущих это не остановило ― прямо по латинскому выражению: “Hoc volo, sit pro ratione voluntas, ― Я этого хочу, пусть доводом будет моя воля!” ― выражение, кажется, из “Сатир” Ювенала. За тяготой нашей первобытной повседневности сомнение мое в принадлежности цитаты пусть простится. А добавление эфира в спирт никого не остановило. И спирт у определенной части нашего брата офицеров, земских работников, врачей и санитаров был предметом вожделения.