Савва Дангулов - Дипломаты

— Вы обратились ко мне в самое время, — начал англичанин, когда добрые куски ростбифа перекочевали с блюда на тарелки и первая кружка вина была выпита, — он очень аппетитно произнес это русское «в самое время». — Мистер Литвинов может быть освобожден в ближайшие три дня, — проговорил он без запинки, видно, эту часть беседы он заучил наизусть. — Английские власти помогут русским вернуться на родину. Все ваши просьбы будут выполнены…

— Этому великодушию, наверно, есть цена? — засмеялся Петр.

Тейлор напряг взгляд — не хотелось, чтобы разговор принял такой оборот.

— Какая? — спросил Петр.

Где-то рядом послышалось несмелое дыхание слоненка. Но Тейлор предупредительном жестом оттеснил доброе животное к стойке.

— Помните, как вернулся в Россию мистер Георгий Чичерин? — спросил Тейлор.

— Вы имеете в виду обмен?

— Конечно, на господина посла Бьюкенена, — подтвердил Тейлор.

Петр поднял глаза, взгляды слона и слонят, казалось, были обращены на него.

— Вы считаете обмен обязательным условием и сегодня? — спросил Петр.

— Да.

— Значит, Литвинов возвращается в Россию из Англии, а кто-то второй должен вернуться из России в Англию?

— Первый.

— Кто же?

— Брюс Локкарт.

Слон обвил бревно хоботом, нелегко приподнял — вот-вот рухнет, его глаза полны крови.

— Брюс Локкарт?

— Да.

При том умении понимать русскую речь, каким мистер Тейлор обладает, эти лаконичные «конечно» и «да» удобны.

Значит, единственное, чего хочет Тейлор, обменять Литвинова на Локкарта. А Петр думал, что Тейлора привела сюда добрая память об учителе, желание протянуть ему руку. Наверно, нет более неразборчивого в средствах существа, чем молодой клерк, подающий надежды. Ему кажется: если за пять лет он не выбьется в люди, наша древняя планета рассыплется в прах и погребет под обломками многомудрое свое дитя.

— Но мог бы я рассчитывать на ваше содействие, мистер Тейлор, если бы возник вопрос о моей встрече с Литвиновым?

Англичанин поднял кружку.

— Да, конечно. Хотя есть одно… примечание.

— Какое примечание, мистер Тейлор?

Тейлор нарочито долго пьет вино.

Вопрос все еще висит в воздухе, как то бревно, поднятое хоботом. Глаза слона напряженно красны, словно огни бакенов в предвечерний час на Темзе. Час действительно предвечерний — луг за окном потускнел.

— Если вас устраивает встреча с Литвиновым через три дня, я вам ее обещаю.

Иногда правда может быть обнажена, если ее вскрыть прямым ударом.

— Не хотите ли сказать, что за эти три дня должна произойти ваша встреча с Литвиновым? — спрашивает Петр.

Новая пауза. Сейчас они стоят над столом, готовые поблагодарить слона и его двух слонят, откланяться и выйти. Это пальто с плюшевыми отворотами, котелок, зонт дополняют представление о Тейлоре. Молодой человек пришел сюда из девятнадцатой века. А может быть, он призвал всесильный тот век, чтобы защититься от века нынешнего?

— Я увижу господина Литвинова завтра, — произнес Тейлор медленно, — и смогу передать от вас… привет, — добавляет он без улыбки.

Петр вернулся в город. Не хотелось идти в гостиницу, и он пошагал вдоль Темзы. Река казалась черно-багровой: черной от надвигающегося вечера, багровой от неушедшего солнца. Ощущение тревоги, которое возникло еще за городом, здесь, у реки, стало острее. Петр помнит самую интонацию голоса Ильича, когда в последний раз в Москве, перекладывая больную руку с подушки на маленький столик у кровати. Ленин сказал: «Надо помочь… Папаше…»

Сейчас Петр припоминает, что видел однажды письмо Ильича Литвинову. Там так и было написано: «Папаше от Ленина». Петр и сейчас помнит это ощущение, когда он прочел письмо Ильича. Ничто так не передает характера человека, строя его души, сердца, как письмо. Будто взглянул человеку в глаза, услышал его голос. Это письмо было характерно не только для Ленина, но и для Литвинова. Такое письмо Ленин мог написать именно Литвинову, оно учитывало особенность характера этого человека. Помнится, Ильич писал там: «…надо действовать решительно, революционно и ковать железо, пока горячо». Так и сказано: «Вы тысячу раз правы… что надо действовать открыто». И еще там было: «За транспорт беритесь вы и поэнергичнее». Что ни слово, то призыв к действию. А может, все дело в моменте, когда было написано письмо, и характер Литвинова здесь ни при чем? Письмо написано в самый канун пятого года. Революция была не за горами. Первая революция. Быть может, все дело в этом? Вот грянула революция, я Литвинов стал народным послом в Лондоне. Да нет, суть не в дипломатии, в ее больших и малых правдах. Наоборот, все, что делал человек, он делал вопреки дипломатии. По крайней мере, наперекор тем нормам, которые она до сих пор исповедовала. Посол — это черный фрак и черный лимузин, медленно шуршащий по улицам Лондона. Когда это было, чтобы посол выступал на митинге трамвайщиков? Или назначил шотландского учителя Маклина советским консулом? Нет, не просто единомышленника, а честного, человека, именем которого в Шотландии можно открыть любую дверь. Взял и назначил советским консулом. Погодите, но ведь это вопреки всем нормам дипломатии. Да, вопреки! Но главное не в дипломатии — в революции. Пора понять: в России произошла революция, какой не было с той поры, как земля встала на свои библейские опоры.