Дмитрий Щербинин - Заре навстречу

Печальная и величественная мелодия «К Элизе», неслась, вихрем самых разных чувств наполняя тех молодых людей, которые присутствовали в тот вечер в клубе имени Горького. Среди этих молодых людей много было и молодогвардейцев.

Ну а штаб «Молодой гвардии» собрался в небольшом, но укромном помещении за сценой. Впрочем, в коридоре стоял ещё и часовой, следящий — не подойдёт ли кто-нибудь сторонний…

— Как всё-таки Валечка играет, — говорила, вслушиваясь в доносящиеся и сюда отзвуки «К Элизе» Люба Шевцова.

— Красиво-то, может и красиво, да только у меня сейчас такое дурное строение, что лучше бы уж вообще ничего не играло! — проговорил, гневно глядя на Олежку Кошевого Тюленин.

— А в ч-чём с-собственно д-д-дело? — спросил, сильно заикаясь, Кошевой.

— Д-д-дело, д-д-дело! — передразнил его Тюленин, и показал Кошевому кулак, — вот в чём.

— Прекратите! Такое поведение не допустимо в нашей организации, — изрёк Витя Третьякевич, который сидел во главе стола.

— Конечно, недопустимо! — вскочил из-за стола Тюленин. — Это что ж получается: какой-то там Кашук, воспользовавшись тем, что он является руководителем одной из наших пятёрок, метит в комиссары, и ради этого, втайне от руководства организации начинает формировать себя особый отряд.

— «Молот», — выдохнул, раскрасневшийся Олежка.

— Чего?! — гневно сверкнул на него глазами Тюленин.

— «Молотом» я свой отряд н-назвал, — пояснил Кошевой.

— Во, слыхали?! — Серёжка аж руками всплеснул. — Ему, видите ли, захотелось покомандовать. Он набирает в свой отрядик людей из нашей «Молодой гвардии», тем самым, он вносит раскол в наши ряды. Это дело — сродни диверсионному акту. Думаю, подлец Соликовский, пожал бы нашему Олежку за это руку, да ещё и кофе бы позвал бы попить.

— Н-ну т-ты бы всё-таки п-полегче, — на больших глазах Кошевого от обиды выступили слёзы.

— Как можно молчать о таких делах? — резко спросил Тюленин, и обратился к Виктору Третьякевичу, — Предлагаю применить к Кошевому самые жестокие меры. Ведь, ради достижения своей, корыстной цели, он пошёл на откровенный обман, а именно: взял у Вани Земнухова бланки наших временных комсомольских удостоверений. Но ведь не отдал он их тебе, Витя, а сам подписал, и сам выдал…

И Серёжка выложил на всеобщее обозрение отпечатанный в подпольной типографии временный комсомольский билет, который Олежка самовольно выдал Демьяну Фомину.

— Пожалуйста, полюбуйтесь, — язвительно и грозно говорил Серёжка. — Внизу, рядом с комиссаром подпись «Кашук». Вот, ответьте, товарищи, кто у нас комиссар?

Послышались голоса: «Славин» — то есть, называли подпольную кличку Виктора Третьякевича.

— Вот видите, все это знают, а наш Олежка всё-таки решил, что комиссар — Кашук.

Теперь уже Олег Кошевой поднялся, и начал говорить:

— Ребята, да что ж это т-такое! В чём в-вы м-меня обвиняете? И н-нестыдно в-вам?

— А тебе не стыдно? — обратился к нему Витя Третьякевич. — Тебе же объясняют, что подобное поведение недопустимо, а ты ведёшь себя как ребёнок. Ну вот объясни нам, зачем тебе понадобилось создавать этот отдельный отряд.

— Да п-потому, что «Молодая гвардия» слишком медлительная организация. Да — д-да! — проговорил Олежка уже с большой уверенностью. — Мы должны громить врагов н-неустанно, днём и ночью, а не отсиживаться в этом д-дурацком клубе…

Тут поднялся со своего места Женя Мошков, и стальным голосом отчеканил:

— Думаю, что теперь всем ясно, что Кошевой, пусть и бессознательно, пусть и мальчишеской своей безрассудности поставил существование всей организации под угрозу. Предлагаю исключить его из людей близких к штабу.

Разгорелась жаркая полемика. Не все были согласны с тем, что Олега надо исключать. Кто-то считал его толковым парнишкой, который ещё много пользы способен принести для общего дела; кто-то негодовал на него так же, как и Серёжка, и считал, что даже отлучение Кошевого от штаба — через чур мягкое наказание.

В, конце-концов, решили временно запретить ему участвовать в совещаниях штаба, но оставить за ним его пятёрку.

Предстояло обсудить ещё много важных дел. В том числе и операция, которая должна была итоговой в Краснодонской деятельности «Молодой гвардии». Под Новый год собирались взорвать дирекцион; отправить, по словам Тюленина, в ад и Соликовского, и Захарова и прочую нечисть. После этого предполагалось оставить город и продвигаться навстречу фронту…